Читать онлайн полностью бесплатно Сергей Попов-Соснин - Дёминские записки (сборник)

Дёминские записки (сборник)

Книга «Дёминские записки» содержит рассказы и маленькую повесть «Дёминская Лолерея». Вышедшие ранее под одноимённым заглавием десять рассказов о сельской глубинке были названы в литературной прессе родниковыми по замыслу, ручьистыми и солнечными.

Книга издана в 2018 году.

© Попов-Соснин С.Я., 2018

© Оформление. ИПО «У Никитских ворот», 2018

Дёминская Лолерея

(Маленькая повесть)

18 июня 1963 года в час дня со стороны Мартыновки полностью, как ночью, потемнело небо. Бесшумно, остро белея, начали вспыхивать молнии. Синяя мгла, приближаясь, стала погромыхивать. На Малодёминском пруду, где я рыбалил, поднялся ветер. Волна зашлёпала о глинистый берег с такой силой, будто его стали бить мокрой тряпкой. Леска на удочке выгнулась дугой и засвистела.

С первыми каплями я помчался домой. Бежать было минут десять, однако через минуту я был вымочен до нитки. Небо громыхало, не переставая, и гром раскатывался так близко, что сотрясался воздух. Заскочив в сарай строящейся школы, я нашёл там стоящего в проёме казака. Он, казалось, не заметил меня. Загорелое лицо его было испуганно-взволнованным, а пальцы, державшие сигарету, дрожали. Подавшись вглубь, мы вместе стали смотреть в открытый проём. От сильного ветра потоки дождя ходили ходуном, залетая в сарай. Молнии вспыхивали между близкими тучами белыми подковами. Неожиданно громовые раскаты прекратились, и дождь ослабел, но только казак заговорил, как гром вдарил с такой силой, что тяжело заложило уши. «Рядом», – по-военному сказал казак.

Через час мимо нашего дома по грейдеру рысью пробежали двое мужчин.

– Вы чего бежите? – крикнула им вслед мама.

– Пронину Гальку убило, – почти не оборачиваясь, ответил один.

– Клавдину Гальку убило, – заплакала мама и села прямо на мокрое крыльцо.

– Господи, взял к себе Бог сиротинку… Клавдия теперь там радуется, – непонятно проговорила мама.

Я был старше Гальки всего на два года и ходил с нею половину своей жизни в хуторской детский сад.

Оказалось, что раскат грома, потрясшего Дёминку, за секунду ранее вдарил в направлении земли молнией. Молния, шириной с руку, вошла в трубу домика, где на койке вместе сидели восьмидесятилетняя бабка и её восьмилетняя правнучка Галька, убила Гальку и отбросила бабку на пол. Очухавшаяся со временем бабка выволокла девочку на двор и заголосила. Прибежавшие соседи, поняв, в чём дело, тут же, охая, рьяно выкопали траншейку, положили туда Гальку и по шею засыпали, чтобы земля отсосала электричество. Но девочка, совершенно не обожжённая, а белая и вялая, казалось, заснувшая, так в себя и не пришла.

1

В НАЧАЛЕ ПЯТИДЕСЯТЫХ послевоенных годов 20-го столетия не было в хуторе Дёминском веселее молодой пары, чем Михальченко: жены Клавдии и мужа Николая.

Клавдию, с первого взгляда, нельзя было назвать красавицей, однако дебелые казаки, встречавшие её на дороге одну, непременно воровски оглядывались. Лицо её было непримечательным: овал в меру ровным, губы не тонкие и не пухлые, нос небольшой; разве что брови казались густыми, так по моде тех лет подводили их краской-сурьмой до черноты и блеска. Роста небольшого, Клавдия имела крепкую и ладную фигурку. Женщины, родившиеся в донской степи и долго жившие у всех на глазах, как яблочки-преснушки, казались спервоначалу невзрачными, что называется «безвкусными», но с некоторого времени вдруг наливались таким соком, такой милой красотой, что у мужчин, окидывавших их своим природно-бесстыжим взором, возникала в глазах наволочь. Что-то непридуманно природное и манящее было в женщине, отчего казаки напружинивались. К тому же голос её легонько грассировал на перекате двух букв, «р» и «л», – и оттого казался неземным, мягко-волшебным. Смеялась Клавдия заразительно и легко, да и вообще считалась весёлой хозяйкой. Ну а поскольку она преподавала в средней школе немецкий язык и происходила от матери, работавшей во время войны «не хухры-мухры», как говорили в хуторе, а секретарём райкома партии, то относилась в большом и известном на всю область хуторе к интеллигентской верхушке. Её мать – красавицу Галину Макарову, погибшую во время бомбёжки Ново-Анненского рынка среди сотен других, многие помнили и жалели и теперь исподволь переносили горестное уважение и внимание к Клавдии.

Клавдия в хуторе жила с бабкой и мужем. Бабка была местной, с ближайших хуторов. По-уличному из-за картавости её прозывали Чертопушкой: бабка с детства вместо слова «черепушка» произносила «чертопушка». Муж Николай был родом с Украины. Он крепко и непритворно любил Клавдию и называл её «моя донюшка». Черноволосый, чернобровый, умевший всё делать с улыбкою – и танцевать, и разговаривать, и исполнять дела по хозяйству, умевший к тому же приятно петь по заказу на диковинном и певучем украинском языке песни «Верховина» и «Чёрные очи», сильно отличавшиеся от местных казачьих «ударистых» песен, – он был на самых почётных местах за праздничными столами. Клавдия несказанно гордилась им, хотя была и ещё одна причина, по которой все были приветливы с Николаем и ею и непременно старались завести с ними дружбу: Николай работал заведующим сельпо. Ну а кто не знает, что заведующий сельпо, куда свозились с громадной полуразрушенной страны и бочки с селёдкой, и шифер, и приёмники марки «Москвич», и духи «Красная Москва», и личное мыло, и «бумажные» носочки детям, и целые тюки бостона или крепжоржета, являлся в колхозе вторым человеком после председателя! Жизнь-то у всех одна!



Ваши рекомендации