© Андрей Юрьевич Ковалёв, 2018
ISBN 978-5-4493-1646-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
A, noir corset velu des mouches éclatentes
Qui bombinent autour des puanteurs cruelles.
/Arthur Rimbaud/
Траурный корсет мне туг.
Надежда – только слово, только буква,
Но в этом мире столько страстных букв,
Моя одна.
И имя ей – психушка.
Я обречён скитаться в темноте,
И декаданс станет моим надгробьем,
Я отдал тело рефлексии (саране),
И обвенчался с ежедневной болью.
Но я горю…
<пусть и густой золой>
Люминесценция.
Включи же свой фонарик,
Но свет не вечен…
[Я не вечен, (друг)]
Будет конец… лишь первый снег оттает.
Когда боль накроет нас..
Гранатами из первоклассного урана,
Мы встанем в ряд,
Нас кроет ас
В бумажном самолётике…
<но рана>
Не будет кровоточить,
..не проси..
Когда боль накроет нас..
И в фуре дальнобойщика запрячет
(Как кобра яд)
Последний шанс,
Мы будем словно куклы…
<будем плакать>
Искать на небе звёзд чтоб
..путь найти..
Когда боль накроет нас..
Водой из красного пожарного гидранта,
Возьмёт в обхват,
В последний вальс,
Закружит так, что потеряется…
<последний живой гид в Антах>
Мы каждым взглядом подожжём
..календари..
но разве в этом мире есть надежда?
как просыпаться в сердце января?
когда твоя кровать, скорее бедрок
(над ней ночует мерзлая земля).
не нужно умирать, чтоб мёртвой была
душа. я кучерявый труп,
мне уши разодрал вой мира,
и я упал, считая вязкий стук.
Но сердце…
Бледность.
Красный Марс
Смеётся своим старым трупом,
Когда боль накроет нас —
Мы встанем в ряд…
<пред душегубом>
мой маленький вечный антихрист
– пачка сигарет меньше чем за сутки,
три литра крови меньше чем за час,
меня заждались мёртвые игрушки,
что смотрят на меня сквозь бельэтаж.
– шоу для вампиров, сцена для уродов,
актёры, действие и так же чей-то визг
сквозь небеса отправленный масонам,
а небеса нам посылают только криз.
– меня заждалась вера в силу жизни,
я опоздал на поезд, оборвал пути,
я стал шутом в свою минуту тризны,
я стал никем… я выпрямил углы.
– но я надеюсь, что смогу сменить,
переменить энтальпию навеки,
распутать красную (бледную?) нить,
и наконец-то стану человеком.
– я верю, что моя луна
не просто ржавый кусок сыра,
я верю, что эта война
не человек и не машина.
– лети густой прощальной массой,
туда, где нет земных оков,
построй свой дом без жёлтых касок,
и заглуши гитарный фон,
мой маленький вечный антихрист.
Лицемерие. Нехватка чувств.
Когда в груди горит, нет, полыхает сердце
Огнём из сотни подожжённых иноверцев,
И ты готов поддаться тирании
собственной души…
И что же это? Плод сухой и сладкий
Или воспитанный, подпитанный зверьём;
Ребёнок, что замёрз во тьме палатки?
Или же гимны… песни ни о чём.
Пустые звуки,
Трепетность дыханья..
И трели соловья, как артобстрел,
О, харакири – истинный избранник
Судьбы твоей.
Твой золотой удел.
Взрывай гранату!
Кожу режъ ножами,
И мясо с плоти отрезай мольбой,
Когда солдатом станет каждый плотник,
Твой путь лежит туда, где есть огонь.
Ты или я
я или Ты
(О, так ли это важно?
Когда твою ладонь заденет снег,
Ты или я
я или Ты
Не важно…
Какая-разница. Лишь миг пройдёт – нас нет.)
Вернёмся же туда, где чудо живо,
Где смысл есть ангелом, и ангел многолик,
Но нет, как только.. мы.. не_мы… но сила,
Сотрёт нас миг, один лишь только миг.
Нас вскормят чистым полигонным смехом,
Смехом чего-то, что застыло льдом.
Эти слова:
«Люблю тебя»
– летящая в меня комета,
как драма или лирика,
Узор.
Узор на коже, разве хватит места?
Не хватит знаю, слышу пулемёт
моего сердца…
Мир совсем остыл.
Комете в сердце тесно.
И лишь скажу:
«Прощай.»
Лишь обернусь:
«Уйди.»
Последний
Самурай,
Сбившийся с пути.
Давай поцелуемся в последний раз,
Прежде чем ты взойдёшь на эшафот,
Эшафот мой памяти.
Давай поцелуемся в последний раз,
Прежде чем нашу кровь сточит одичалый комар,
Беспощадный комар времени.
И мусорные стоки сердца, словно воды Нила,
Дадут новое начало чему то новому и светлому,
Но не мне.
Мне плевать какой природы сила,
Будет возрождать эту нежную трепетность
Во мгле.
О, это сухое искусство – подставлять чёрные буквы в цветную палитру,
Показывать миру всю магию дисперсии света,
Когда света нет.
Пусть из раны на сердце, что только что смирилось, кровоточат спелые литры,
Но я постараюсь забыть всю прелесть момента,
Дисперсия. Свет.
Я строю новый мир на недавно заложенном фундаменте,
На фундаменте из брошенной любви,
Любви, что задохнулась в ванне из майского снега.
Мне абсолютно всё равно, кто выиграет выборы в парламенте
Моего сердца,
Но
Я не стану <о п я т ь> рабом нашей обшей мечты,
Нас нет. Не будет. Ни звука. Ни герца.
И что-то случайно погибшее, и что-то случайно получившее жизнь
Тянет свою ношу туда, где будет легче всего умереть,
Весь мир в Её черных крыльях.
Но, Дьявол!
Мы бесы, Дьявол! Ведь мы тоже, когда-то родились,
И тоже погибнем, лишь Смерть
Опоясает души сгоревшим
И сгинувшим
[листьям].
О, что заставит уснуть меня там, где нога Морфея провалилась в бесконечную нору зайца?
Я знаю. Оно заставит.
Желание уйти от петли мысли куда-то в вечную тьму.
Дисперсия. Свет.
Я не хочу видеть все цвета. Я хочу видеть только чёрное отсутствие цвета и ярко горящих мотыльков,
Что пародируют тёплые лучики лета
