С момента написания первой строчки романа «Дедушки, не спи!» минуло уже много лет, но до сих пор, мне хочется кое-что в нем подправить. Наверное, такова судьба каждой книги, где события тесно связаны с придуманной жизнью. Чтобы разобраться в ней, нужно время, а, чтобы описать ее, нужен опыт. И даже, после того, как текст собран, и в нем проявилось все, что хотел сказать автор, наступает час мелочей, без которых книга выглядит, как букет с завядшими цветками. «Дедушка не спи!» – мой первый роман, составленный из отрывков воспоминаний о морской академии, где я жил и учился с 2007 по 2013 годы. И пусть я обязан утверждать, что все его герои вымышлены и события являются исключительной фантазией писателя, на самом деле, это не совсем так. Оставим этот вопрос на обсуждение тех, кто, действительно, найдет здесь себя. Их будет не много, но без их влияния эта история не получила бы своей развязки.
Формально я разделил роман на две отдельные повести. В первой происходит настоящее, во второй события пятилетней давности. Причиной тому послужила неразрывная связь сюжетной линии, из-за чего я был вынужден податься в отступления. Уверен, Читатель поймет, почему я сделал именно так, хотя первоначальное мнение, скорее всего, будет противоположным.
В конце этого послания, чтобы найти публику по интересам и не утруждать людей, не связанных с данным жанром, углубляться в это произведение, замечу, что тематика книги немного размыта. Я не могу с уверенностью сказать, что Вы держите в руках фантастический роман, как и не могу заверить в том, что Вас ожидает буклет современной российской прозы. Здесь я попытался найти место всему. От жизни обычных курсантов, до привидений, блуждающих по коридорам ротных помещений. От реального мира, до мира, существование которого подвергают сомнениям. Я вошел туда сам, и теперь предлагаю войти Вам.
Евгений Башкарев.
Первый раз дедушка попал в больницу в семьдесят четыре года, и вряд ли он благодарил судьбу, что та оставила его живым. Я всегда помнил его грубым, злым и недовольным. Когда он кричал на меня, от ненависти содрогалось все его тело. А говорить спокойно он вообще не умел, и, представьте себе, какого было стоять с ним рядом, когда он пытался тебе что-нибудь объяснить. Еще тогда, в далеком детстве, мне казалось, будто его голос ставит над людьми какие-то рамки. Стоило громогласному тону понестись по округе, как даже птицы замолкали на ветках до тех пор, пока дедушка не останавливал свою речь. Было в нем нечто страшное и угнетающее, чего я боялся с пеленок. В дальнейшем тот страх перенесся в обыденную жизнь, и пока я взрослел, папа вбивал мне в голову, что таким дедушка стал только после войны. До войны он был спокойным, миролюбивым человеком, кому и в голову не придет кого-нибудь напугать или ударить.
Забегая вперед, скажу, что оценка человека ребенком есть большая ошибка, и не стоит доверять ей все. Наши родители и близкие запоминаются в детстве несколько иными. Отец утверждал, что человеку суждено меняться со временем, и эти перемены не заметны, если видеться с ним каждый день. По стечению обстоятельств я не виделся с дедушкой очень долго. Спустя годы он стал командиром моей роты, и, представьте себе, в нем не изменилось ничего!
Итак, мой дед был военным. Молодые годы он провел в Афганистане и, разумеется, тяжелая жизнь в тех условиях, не могла не оставить свой отпечаток на его дальнейших поступках. Война ушла в прошлое, его перевели в тыл, и через несколько лет он оказался на том месте, где, по несчастью судьбы, нас связала совместная дорога.
Впрочем, пройти далеко вместе, мы так и не смогли. Я помню, как мне позвонил отец и сказал, что дедушку разбил паралич. Его доставили в городскую больницу на машине одного из курсантов, и как только он пришел в себя, первое, что произнес, было мое имя. Это редкое событие не ушло из моего внимания, вот, по какой причине. Дело в том, что имена для дедушки представляли такую же необитаемую вселенную, как политика для африканских туземцев. Он был убежден в том, что человек – это солдат, и ему полагается иметь только одно отличительное наименование, коим служила фамилия. Любой солдат, как собака, должен откликаться только на один распорядок букв, и чем короче он будет, тем легче его запомнить. Поэтому, не стоит сомневаться, мой дед никогда не называл своих подчиненных по именам. Он их даже не знал, и как только отец сказал мне, что он произнес мое имя, я был удивлен не меньше, чем звонку с того света или признанием какой-нибудь ошалевшей девочки мне в любви.
Я примчался в больницу и впервые очутился в той ситуации, когда не сразу понимаешь, как себя нужно вести. Я даже не знал, что с собой нужно брать, и явился с пустыми руками, как обчищенный разбойниками гонец. Дедушка лежал на белых простынях с закрытыми глазами и распахнутым ртом. Его губы подрагивали, словно он беззвучно молился, скулы глубоко ввалились внутрь, седая неопрятная щетина поднималась от подбородка к вискам и частично скрывала бледность кожи. На лбу появились глубокие морщины. Глядя в его серое иссохшее лицо, я бы сказал, что он уже умер. И вероятно так и было. Во всяком случае, я смотрел на него, как на покойника, и только отец продолжал смачивать его лоб влажным полотенцем, точно еще не знал, что все уже кончено.
