Полицейский, который беседовал с ней, вышел, оставив её одну. Она отказалась отвечать на его вопросы. Вернее, она отвечала, но не то, что нужно. Она говорила, что ничего не помнит, что пережила шок, и не в состоянии сейчас собраться с мыслями, и тому подобное. Он убеждал её помочь, взывал к её совести, угрожал, что вот из-за таких как она… Но она снова повторяла, что ничего не помнит, что она испугалась и растерялась. А потом просто перестала что-либо говорить, сделав вид, что окончательно устала. Она на самом деле устала, и была совершенной разбитой.
Как она могла ему объяснить? Кто бы ей поверил? Да они бы решили, что она сошла сума. В лучшем случае подняли бы на смех, в худшем упекли бы в больницу. Разве возможно кому-то объяснить, что она видит, не в привычном смысле слова, а ВИДИТ. Она называла это явление «кино». Хотя порой это были только сменяющие друг друга картинки. Если она смотрит мельком, то это немое кино – просто картинки без звука. Если же сюжет увлекает её, то она начинает не только видеть, но и слышать отдельные звуки, слова, фразы. В таком случае это становится больше похожим на обычное кино.
Первое время у неё не получалось контролировать этот процесс. Стоило ей мысленно проявить хоть малейшую заинтересованность, как она погружалась в «кино», и оно из немого становилось звуковым. Правда, поначалу речь людей она не слышала, скорее вдруг просто появлялось знание, что люди сказали. Не разбирая слов, не слыша их, она просто знала, о чём говорят. Случалось так, что пока она не увидит до конца весь сюжет, что ей «показывают», прервать «кино» было невозможно. Потом она понемногу училась контролировать процесс. Например, ускорять, если ей надо было срочно посмотреть сюжет до конца. Научилась выключать звук, если тот ей мешал, а важнее была картинка. Смогла возвращать тот кадр, который считала важным, и включить звук именно на нём. Со временем она научилась и распознавать речь, если это было нужно и важно. Почему-то она считала, что существуют какие-то неведомые «они», а может быть «он», кто показывает ей это «кино».
Началось всё это полтора года тому назад после того, как Светлана попала в аварию. Саму аварию она не помнила, и что было непосредственно до аварии, она тоже не помнила. Более того, она не помнила, или помнила очень смутно последние годы перед аварией, хотя об этом она узнала позже. Однако обо всём по порядку.
Амнезия была частичной: там помню, тут не помню, а здесь что-то смутное, интуитивное, едва уловимое. Сначала она даже не помнила своего имени, при этом сразу же вспомнила свою маму. Мама сказала ей, что муж Светланы погиб в той аварии. Светлана не испытала ровным счётом ничего, потому что она не помнила мужа. Она совсем ничего не почувствовала, было какое-то странное легкомысленное равнодушие, граничащее с цинизмом. Умер человек, которого она не помнила, а значит и не знала. Она даже пыталась вызвать в себе хоть какие-то чувства, банальную жалость, но почему-то ничего не получалось.
Внутри Светлане порой казалось, что ей всё-ещё пятнадцать лет. Она чувствовала себя девочкой. Она воспринимала себя подростком. Когда же она посмотрела в зеркало, поняла, что это не так. Из зеркала на неё смотрела взрослая женщина. Девочка пятнадцати лет скорее всего сказала бы: «Старуха». Для подростка в пятнадцать лет всё что старше двадцати, максимум двадцати пяти – это уже старость. Итак, она смотрела на себя в зеркало и видела «старуху».
«Что ж придётся смирится», – подумала Светлана, разглядывая себя. Гладкое лицо, идеальная светлая кожа. Русые волосы ниже плеч слегка вьются. Довольно темные брови, для такого цвета волос брови пожалуй должны быть чуть светлее. Одна из них кажется чуть выше другой, наверное, за счёт более выраженного излома брови. А может быть, она действительно выше. Вот такая несимметричная уродина. Хотя нет, какая ж она уродина, она просто красавица, а это несовершенство добавляет изюминки. А то была бы совсем кукла с обложки.
Большие светлые глаза, и не голубые, и не серые, какие-то серо-голубые. Хотя если присмотреться, то можно увидеть даже зеленцу. Глаза испуганные или растерянные и какие-то печальные. Светлана попыталась улыбнуться, получилась какая-то грустная улыбка. Она ничего не помнила, но было ощущение, что в глазах осталась какая-то печаль из прошлого, впечаталась в них. Светлана закрыла глаза и снова улыбнулась, как улыбалась бы пятнадцатилетняя девочка и снова посмотрела на себя. Фокус не удался, выражение глаз не изменилось. А вот губы… Если не смотреть на глаза, то губы вполне могут быть губами девочки. Они бледные, нежно розовые. Нижняя более пухлая, чем верхняя, из-за этого они кажутся непропорциональными и в этом есть какая-то особая прелесть.
Симпатичная женщина смотрит на Светлану из зеркала. Правда «старуха», лет тридцати. В душе упорно продолжается казаться, что ей – пятнадцать. Надо смириться, что по факту это не так. Мама подтвердила возраст, сказав, что Светлане тридцать один год. Она помнила, как ходила в школу, с кем дружила, как они вместе прогуливали уроки, сбегая в кино, как с подружками готовились к экзаменам.
