Как это было
И тогда появился Моцарт Дар Демиурга
Сейчас, накануне Дня рождения Демиурга хочу оставить записки о том, как создавались размышления о его творчестве в 2012—2016 году, сравнительный анализ, анализ одного стихотворения, да все, что было написано о Игоре Цареве за это время.
Как это делалось, мне не очень ведомо и понятно, но могу сказать одно, вряд ли с каким-то другим поэтом такое повторить, возможно, самым талантливым, гениальным, но для этого должны возникнуть еще какие-то предпосылки, веские основания.
Нет, конечно, о тех, кого люблю, понимаю, кто созвучен мне лично написать можно и одну статью, и две и даже три. Чему-то нас на филологическом все-таки учили в свое время. Но писать постоянно, находя все новые и новые темы, совпадения, неповторимые черты – вряд ли получится за все золото и богатства мира, увы и ах.
Конечно, я была подготовлена к этому – 5 университетских лет, первые два года из которых мы занимались анализом поэтического текста поэтов серебряного века с гениальным филологом А.Б.Мордвиновым. Он не столько своими научными трудами занимался, сколько собирал вечерами тех, кого считал талантливыми и делился тем, что знал и любил сам. Кстати, меня не считал, скорее он хотел из условной цветочницы сделать леди, вернее, филологиню и прилагал для этого невероятное количество сил, талант Пигмалиона у него тоже не отнять, и это был спортивный интерес, получится или нет.
Он не очень любил А. Блока, но его любила я, и за эти годы проанализировал все его творчество и кстати, удивился, когда «Снежная маска», поддалась анализу, и тайну цикла нам удалось раскрыть. И его анализ первого стихотворения цикла «На поле Куликовом» просто уникален, это прорыв в литературоведении.
Потом были какие-то совершенно мистические вещи, связанные с М. Булгаковым, уже после окончания университета, но это отдельная тема для разговора. Был еще и годичный курс поэзии серебряного века с моим научным руководителем О.В.Мирошниковой, -человеком дотошным и очень требовательным, которая не терпела легкомыслия, и распахнула перед нами всю картину этого отрезка литературной жизни. От конкретного мы перешли к общему и увидели целостную картину. И ведь еще одно совпадение, именно в 1985 году появился термин «возвращенная литература» с большим зеленым томом Н. Гумилева- мистика- нам вернули весь серебряный век.
Был сайт Стихи ру, который я посещала сначала значительно реже, чем любимую Прозу и все-таки оттуда не уходила окончательно. Были «Вечерние стихи», ведь этого цикла передач при другом раскладе могло и не быть. И именно И. Настенко – режиссер от бога, удерживал наше внимание, и все держал на своих плечах. Я оставалась там, потому что все остальные передачи о поэзии были в загоне каком-то страшном, а эта жила каждую среду выходя в эфир.
И мы, на фоне хоккейных матчей с фееричным Раймо Сумманеном, а если они играли дома, я как раз в это время была на Арене, как-то продержались до явления там Игоря Царева, этого тоже могло не случиться для меня лично.
А вот потом, когда он там появился в первый раз с «Тоболом», точно помню, тогда все было предрешено. До этого у меня была задача вытащить на программу из Самары Михаила Анищенко, с ним мы познакомились чуть раньше, просто сам бог велел, чтобы его увидели и услышали и все остальные. Но тут случился переворот в моем сознании сразу… Как там говорила Татьяна Ларина
– Это он!!! Поэт 21 века.
Что конечно, почти сразу подкупило – это история любви к одной единственной женщине. История реальная, которая происходит у нас на глазах. Никогда не слышала и не писала о счастливом в личной жизни поэте.. О поэте настолько внимательном не только к тому, что о нем говорится, но и к словам о тех, кто ему дорог, кто входит в его узкий круг. Много ли у нас талантливых людей, которым чувство зависти вообще не присуще, вот совсем никак?
Все мы немного Сальери в той или иной степени, и есть избранные, те, в ком Сальери нет вообще, ни капли. Потому они особенные, прекрасные, такие притягательные вопреки всему.
Н. Гумилев признался при встрече с Блоком, что тот ему все время мешал, что все женщины поэта были влюблены в Блока, тот ответил задумчиво, что ему тоже мешал Пушкин. Мешал ли кто-то Пушкину? Вряд ли. Вот точно так же никто не мешал, да и не мог мешать И. Цареву. Это уникальное качество, когда достижения других поэта радуют больше, чем его собственные. Не потому ли и Бродского, и поэтов серебряного века он знал и любил без вот этой чудовищной зависти. Для него они были органичны – это то звездное небо, где есть и его звезда рядом с остальными, и смешно думать о том, кто там ярче светит, а кто наоборот – это единое полотно, только все вместе они способны сознать неповторимый рисунок на черном небе.
Правда, это я поняла значительно позднее, уже когда все творчество было перед глазами. И смешно было упрекать Игоря за то, что вдруг проступил в тексте Высоцкий или Северянин или Незнакомка Блока вдруг появилась. А ведь за это больше всего хватались те, кто хотел хоть как-то срезать, постоять рядом, показать, что они тоже что-то там понимают.