Налетевший с моря ветер потоком прошелестел в листве вековых дубов, играючи причесал их необъятные кроны, а затем – спустился вниз, взъерошив волосы молодым людям, почти мальчикам, только что прошедшим обряд посвящения в ученики. «Никогда… Никогда… Никогда…», – замирая, нашептывал он им словно бы из последних сил.
С самого раннего утра – солнце еще только собиралось всходить – стояли они в священной дубовой роще, почтительно склонившись перед лицом иссохшего от немыслимых для обычного человека обетов и медитаций, тоненького как прутик старца-отшельника в белых одеждах – верховного друида. Величественный эвбаг принял у них обет отречения от мирской жизни и выдал каждому аскетический наряд ученика – короткий желтый хитон с узкими рукавами и плащ. Богато расшитые золотом камзолы этих, в прошлом изнеженных детей высшей аристократии были сложены здесь же, словно коконы гусениц, отброшенные после их перерождения в бабочек.
Юношам выпала великая честь – стать учениками друидов. Честь, которой удостаивались только избранные. Они приняли ее с радостью и волнением, но… они были еще такими юными и беспечными. С удовольствием подставляли они лица соленому ветру, долетавшему с побережья, и каждому слышались в его шорохах тревожащие сердце слова: «Никогда, никогда, никогда не вернешься ты к прежней, такой беззаботной и веселой жизни в родительском доме. Подумай! Готов ли ты? Готов ли ты?.. Готов ли ты?..».
Бездонное темно-синее небо, могучие священные дубы, убеленный сединами учитель и даже зеленая легкомысленная трава под ногами – все вокруг словно ждало ответа, заставляло еще раз задуматься о выбранной ими судьбе.
Эвбаг пытливо вглядывался в лица новообращенных. Казалось, тысячелетняя мудрость человечества изучающе смотрит на них выцветшими глазами царственного старца. Изрезанное глубокими морщинами, необыкновенно живое лицо его то становилось неподвижно-суровым, то внезапно светлело, словно отбрасывая на юных неофитов неземной отблеск света. И лишь иногда, на краткий миг, тревога стремительной тенью пробегала по его чертам.
– Двадцать лет! – словно проникнув в их мысли, произнес он неожиданно звучным голосом. – Да, двадцать лет я буду посвящать вас в тайны мироздания. Холодная пещера станет отныне жилищем для вашего тела и, что гораздо важней, для вашего духа. Отныне в вашей жизни не будет ничего, что могло бы отвлечь вас от постижения истины. Ни корысть, ни зависть, ни суетные желания не смогут найти дорогу к вашим сердцам, ибо стены пещеры – надежная защита от них. Вы постигнете природу вещей и природу мыслей. Вам подчинятся стихии, создающие и поддерживающие равновесие в мире. Наконец, вы научитесь самому трудному: различать добро и зло.
Но запомните! Во многой мудрости – многие печали, поэтому мы храним наше знание в строгой тайне, и вам не понадобятся ни пергамент, ни перья, чтобы запечатлеть его. Для неподготовленной души оно может быть смертельно опасным. Вот почему, прежде чем прикоснуться к нему, вам предстоит пройти тернистый и сложный путь самосовершенствования. Лишь когда сердца ваши станут чистыми как горный родник, а разум —таким же глубоким и всеобъемлющим как океан, вы сможете получить это знание. Час ученичества пробил, и, когда закончится обучение, каждый из вас, я надеюсь, выйдет из моей школы суровым и многоопытным мудрецом. Кто-то станет бардом, кто-то – отшельником-сенани, а может быть, найдется и такой, кто достигнет наибольших высот в постижении истины и примет из моих рук скипетр и дубовый венок эвбага.
Его слова, словно капли живительной влаги, орошали души стоявших перед ним юношей.
«Двадцать лет учения и отшельничества – готов ли ты?..» – все тише и тише звучали последние, слабеющие сомнения, пока совсем не отступили.
Смогут ли они?
Снова и снова старец с тревогой всматривался в устремленные к нему открытые юные лица.
Смогут! Это лучшие из лучших. Мне прекрасно знакома беспощадность, с которой они судят себя. Такая строгость к себе в столь юном возрасте недоступна большинству их сверстников. Они так жадно стремятся к духовному совершенству, к познанию истины, что готовы ради этого отказаться от всех мирских радостей, доступных им уже по праву рождения и положения в обществе. И это тогда, когда кровь кипит в жилах и лишает рассудка! Я хоть и стар, все еще помню себя в их годы… Помню сжигавшие мою душу страсти, убивающие мое сердце, но помню и другое – то, что теперь вижу в этих мальчиках – острое недовольство собой, желание обуздать дурные наклонности и взрастить в себе истинную любовь к миру. Я вижу, как страдают они от собственного несовершенства, а это – первый признак благородной, ищущей натуры. Ибо истинный путь друида – это путь неустанного развития личности. Лишь ничтожество и серость всегда пребывают в спокойствии и довольстве собой. Увы! Я нередко наблюдаю и других юношей. Пустая болтовня, скабрезности, пьянство и разврат – вот чем наполнена их жизнь. Мои ученики, к счастью, совсем другие. У них есть стремление к постижению истины, и я верю в их способность понять мудрость, которую мне передали сами боги…
