Название придумала она сама. Мне же нравится «Дачная жизнь». Потом я решила, что напишу эту «документальную повесть» только тогда, когда вернусь на свою тропу, то есть – я опять стану счастливой. И ни в коем случае – раньше. Ибо моя работа – это моя игра. Забава. И я – всегда! – сама себе госпожа.
Но план книги – я придумала заранее. Короткие главы. Неожиданные наблюдения, разговоры, истории, сценки из прошлого. И – без всякого «монтажа», – приезды её сыновей и внуков, знакомых и родственников, обыкновенная будничная подмосковная жизнь в посёлке «старых большевиков», которых я наблюдала, как представителей совершенно непонятного и чуждого для меня «племени».
Когда я по утрам гуляла в лесу или вечером возвращалась, покружив вокруг озера, мне встречались некоторые из них. Они всегда вызывали во мне, даже самые милые и добрые, настороженность. Я их не воспринимала – как нормальных людей. Это ведь они воспитывали нас, детей, в духе «классовой ненависти», вообще – ненависти. Не важно к кому: американскому империализму. Евреям. Буржуям. Гнилой интеллигенции.
Главное – ненавидеть непохожих на тебя и думающих и поступающих по-своему.
Я была (во всём!) абсолютно не совпадающим с ними человеком, но они почему-то были уверены, что имеют право распоряжаться моей жизнью и властвовать над моей душой. И за меня решать: какие книги мне читать, как одеваться, в каком городе жить и … «И в Париж мне приезжать не нужно!» (Это они – за меня! – решили.) А я не могла жить без Парижа!
Однажды я спросила своего Героя, известного грузинского режиссёра: «Зачем он вступил в коммунистическую партию?» «Я хочу их понять. Если я их – оправдаю, я повешусь».
В то время я «болела» Грузией, грузинским театром, кинематографом, народными праздниками. Страна Сакартвело околдовала меня, и чтобы освободиться от её власти над моей душой и судьбой, я и решила – «записать воспоминания моей партийной тётки».
Это была идея моей дочери, студентки историко-архивного института. Почему я согласилась? Может быть, мне хотелось самой – «понять старых идеалистов, преданных идее мировой революции»?
Теперь, когда я набираю на компьютере эти строки, я – как в сновидение – опять вступаю… в то солнечное летнее утро, когда я садилась за машинку, за деревянным столиком в саду и печатала свои повести, рассказы и стихи. Ах, как мне легко и радостно работалось! Как пелось!
Разумеется теперь я понимаю: просто в то время я была смертельно раненым человеком, вот почему так наивно поверила, что смогу выбить «клин клином», и чужая боль освободит меня от моей собственной. А вот «что подумают обо мне мои – «положительно-праведные родственники» меня абсолютно не волновало. Мне нужно было любой ценой вернуться в профессию.
Если бы не моя дочь, воспитанная в традициях историко-архивного института, я бы легко поставила фамилию не свою, а её – «Нина Днепрова». Но дочь строго заметила: «Автор тот, кто сам пишет свои воспоминания». И я – согласилась.
В доме, где мы обитали, нам принадлежала огромная комната, стеклянная веранда и заросший лесными цветами и травами участок сада. Несколько старых яблонь и кустов малины превратились в дикие, доживающие свой век, но всё равно плодоносящие живые существа. По утрам я гуляла в лесу. Там никого не было, иногда я приносила букет из лесных трав и полевых цветов. И она, улыбаясь, говорила: – «Как ты всё время стараешься украсить нашу жизнь! Почему ты решила жить со мной всё лето?» Я хотела ответить: «Потому что я… умерла. От любви. Сгорела. И теперь мне предстоит – восстать из пепла».
Но ведь я не выношу никакого нытья и потому весело:
– Может быть, так захотел случай, «си фата синант». Это – латынь. Почему я, вдруг, стала изучать латынь? В тридцать пять лет меняется генная программа, и вообще, «врождённые ключевые стимулы ВСЕГДА сильнее приобретённых». Почему запретили генетику? Да, потому, что если доминантный ген – аристократический, то при помощи рециссивного гена, вы можете приспособиться к любой среде. А вот если – доминантный ген – «плебейский», то попадая в среду аристократии или интеллигенции, человек – приспособиться к ней – не может! Кстати, страсть к знаниям – есть страсть – сугубо аристократическая, ибо никакой «житейской пользы» – не приносит.
В каждой нации есть свои доминантные гены и своя генная память. Память крови. Почему еврейская молодёжь пошла в революцию? Если бы царская администрация послушалась Столыпина и рискнула отменить «черту оседлости», никто бы из еврейской молодёжи ни в большевики, ни в меньшевики, ни в анархисты, ни в эсеры – не пошёл. Они стали бы учиться, возделывать сады, играть на скрипке и рисовать картины. И ты бы, тётка – тоже.
Она внимательно выслушала мой монолог и задумчиво произнесла:
– Я часто думаю, интересно могла бы ты сочувствовать нашей партии? И честно сама себе отвечаю: «Нет!» И к троцкистам бы ты не присоединилась. И к анархистам тоже не примкнула. Знаешь – почему?
