Черное и промозглое полотно осенней ночи разрезали острые клинки магических молний, разодрали на клочки разноцветные взрывы. Звон тысяч скрещивающихся криков и клинков непрерывно звучал в ушах.
Он выбежал из избы в одних штанах и рубахе, едва успев натянуть сапоги, крепко сжимая двуручный меч. Взмах – к его ногам упало тело в вороненой кирасе, залитое кровью из разрезанного горла, еще взмах мечом – еще одно тело. Он разил врагов, не зная устали, несмотря на то, что его тело, не защищенное доспехом, получало все новые и новые раны. Но он продолжал сражаться, бороться за свою жизнь и за свои идеалы. Вот только отчего никто не борется вместе с ним? Армия Моро напала на деревню, приютившую военный корпус Арона, к которому принадлежал и его полк двуручных мечников. Почему никто ее не заметил? Как враги прошли мимо разведчиков и дозорных? И почему никто не отдает приказы в корпусе Арона? Где полковник? Где командующий корпусом? Где?..
Боль резанула его точным ударом в спину. Хотелось вздохнуть, но он вдруг забыл, как дышать. Он боролся, изо всех сил боролся со смертью. Нет, он не сдастся! Но темнота, неумолимая холодная осенняя темнота, заволакивала его глаза. Все, что он увидел, падая на землю – проносящегося мимо коня с всадником в черном плаще, сжимающим лук тонкой рукой.
***
– Восстань! – ледяной женский голос колокольным звоном звучал у него в черепе.
– Восстань!
Невыносимая холодная стальная боль сжала в кулак его сердце.
– Я приказываю тебе, воин, восстань!
Он открыл глаза и узрел склонившееся над ним божество: длинные обсидиановые кудри терзал ветер, то открывая, то пряча прекрасное лицо и невыносимо зовущие зеленые глаза. Кто она? Всеобщая Мать, готовая принять его в объятия вечности? Или же Хелья, забирающая душу в свое подземное царство?
– Восстань, – прошептали манящие алые губы. Он потянулся к ним, но резкая, выворачивающая наизнанку боль вновь пронзила сердце. Невольно взглянул на свою грудь: маленькая ручка вцепилась когтями в его ребра, затолкнув между ними осколок стального клинка. Последний судорожный выдох исторгся из его искалеченного тела облачком пара.
Темнота вновь поглощала его, но перед глазами еще долго оставалось ее лицо.
Нет, она не богиня… наоборот… богомерзкое создание… проклятый…
***
– Некромант! – высокий женский голос разбудил его ото сна. – Некромант, а не уборщица! Поэтому взывать к мертвым лишь для того, чтобы они сами промаршировали к костру, который вы для них приготовили, полковник, я не буду. У вас несколько тысяч солдат слоняется без дела, пусть они и займутся уборкой территории. Меня же ждут более важные дела. Всего хорошего и долгой жизни!
– Прошу прощения, если обидел вас, госпожа Эвелин. Всего доброго! – зазвучал хриплый испуганный голос полковника, после чего тут же раздались шаги, звякающие шпорами по каменному полу, а затем со скрипом отворилась и захлопнулась дверь.
Все время, пока длился разговор, он пытался вдохнуть, но каждая попытка отзывалась режущей болью в груди, но не дышать – значит умереть? Или же нет? Еще раз попробовал вдохнуть, и легкие, наконец, расширились, словно раздираемые тысячами стальных осколков, во всяком случае, так ему показалось, но он продолжал дышать. Запахи пыли, лаванды и мыла тут же заполонили ему ноздри. Он чихнул, от чего все тело свело судорогой, и открыл глаза. Прямо над ним склонилась молодая женщина, внимательно разглядывая его лицо.
– Ну, наконец-то, – тяжело вздохнула она, привычным кивком головы отбрасывая с лица непослушную обсидиановую прядь. Сияние полуденного солнца, проникавшее сквозь окно, осветило усталое лицо. Он жадно всматривался в ее черты, высокие скулы, темно-зеленые глаза. Он уже видел это лицо, но где? Когда? Воспоминание током ударило его: когда умер.
Пока он ее разглядывал, силясь вспомнить хоть что-нибудь, девушка вытянула перед собой толстую иглу длиной с ладонь, а затем уколола его в большой палец правой руки. Дернулся и обнаружил, что привязан к столу.
– Хорошо, – вновь заговорила женщина, после чего последовала целая череда уколов в разные части тела. – Реакция на боль положительная.
Она подошла к стоявшему неподалеку письменному столу, взяла потрепанное перо и записала что-то в раскрытую книгу. Затем вновь приблизилась к своему пациенту. Он шумно задышал, невольно морщась от боли.
– Можете пока не дышать, – мягко сказала она, проводя теплыми нежными руками по его плечам, груди, животу. От ее прикосновений по телу побежали мурашки.
– Не могу.
– Задержите дыхание, – все так же мягко попросила она, ласково поглаживая его по рукам.
Он повиновался.
– Вот видите, – она улыбнулась ему. Снова подошла к своим записям и внесла туда еще пару строк.
– Почему я привязан? – чтобы говорить, все же приходится вдыхать.
– Чтобы вы себя не покалечили. Процедура воскрешения далеко не так романтична, как об этом пишут в балладах, да? – она вновь улыбнулась ему. – Что вы можете сказать о себе?
