Я спряталась в саду. Прошло уже десять минут, и я надеялась, что выходка сойдет мне с рук, но тут на пороге появилась мама. Я изо всех сил старалась притвориться невидимкой, но мама заметила меня с лужайки.
– Слезай с дерева, иди и немедленно извинись, – велела она.
– Он на меня злится?
– И он, и я.
– Он меня накажет?
– Не знаю. Но нельзя нахамить человеку и сделать вид, будто ничего не произошло.
– Я не хотела. Как-то само вырвалось.
– Да ну? – Мама принялась загибать пальцы. – «Чтоб вам пусто было с вашей помолвкой». «Пусть все ваши гости отравятся». «Ноги моей там не будет, отвалите». И это все у тебя само вырвалось?
Я погладила бархатистую черную почку. Будь я листиком, от меня никто ничего не ждал бы.
– Тебе не кажется, что это обидно? – не унималась мама.
Я посмотрела на нее сквозь листву. Мама была в футболке, леггинсах и фартуке. Лицо ее разрумянилось. Мне стало стыдно. Я ведь обещала помочь и только все испортила.
– Прости, мам.
Она устало улыбнулась.
– Я понимаю, ты расстроилась, что Касс не приедет, но тебе и без него будет весело. Мы столько всего вкусного наготовили, зажжем в саду огни, будут танцы – красота же!
Но я хотела танцевать только с Кассом. Я не видела его с тех самых пор, как он после Рождества вернулся в университет. То есть целых шестьдесят пять дней.
– Ладно, слезай давай, – сказала мама. – Чем быстрее извинишься перед Джоном, тем легче будет это сделать.
Я медленно спустилась, стараясь двигаться как можно более грациозно.
– Вот что я придумала, – продолжила мама, когда я очутилась возле нее. – Я знаю, ты терпеть не можешь всякие тусовки, и мне жаль, что твой брат не приехал.
– Он мне не брат.
– Ты поняла, о чем я. Если бы Касс был с нами, тебе было бы легче. Но он не приедет, что поделать. Может, будешь разносить канапе? Что скажешь? Вроде и на людях, и общаться ни с кем не надо.
Я поняла, к чему она клонит, и испугалась.
– Я не хочу ни с кем разговаривать.
– Займешься делом, отвлечешься.
Интересно, что она сделает, если я сейчас залезу обратно на дерево? Неужели за ноги меня стащит? Может, если быстренько шмыгнуть наверх, мама вернется домой и скажет Джону, что не смогла меня найти? Пусть отмечают свою помолвку без меня. Но время шло, я понимала, что никуда не полезу. И молча сунула руки в карманы.
– Лекс, – наконец произнесла мама.
– Шведский стол для того и придумали, чтобы гости сами выбирали, что хотят.
– Они будут брать горячее, но в начале принято разносить закуски.
– Ну мам, пожалуйста, не заставляй меня. Попроси Айрис.
– Айрис еще маленькая. – Мама взяла меня за руку и легонько ее сжала. – Мы начинаем новую жизнь. И я хочу, чтобы ты была с нами.
Она волновалась. Я чувствовала, как дрожат ее пальцы. Она столько лет ждала, пока Джон разведется, и теперь она наконец станет его женой, и ей вовсе не хочется, чтобы я все испортила.
– Если хочешь, я буду уносить пустые бокалы. И помогу гостям раздеться.
– Это не общение, Лекс.
– Мам, ну куда мне закуски разносить? Ты же меня знаешь: обязательно что-нибудь уроню.
– Ничего подобного.
Я споткнусь и упаду. Что-нибудь разолью. Забуду, с чем эти канапе. Меня спросят: «А это что?», рассчитывая на вразумительный ответ, я же промычу какую-нибудь чушь, гости посмотрят на меня как на дуру, я разозлюсь, швырну поднос на лужайку и убегу. И все эти гламурные коллеги Джона узнают то, что ему самому давно уже известно: я идиотка с ужасным характером. «Кто эта девица?» – непременно спросят они, а Джон, страдальчески поморщившись, ответит: «Александра – моя будущая падчерица».
Мама чмокнула меня в макушку. Уж не знаю, почему. Может, на удачу, а может, просто хотела показать, что все равно любит меня, хоть я и веду себя, как черт знает кто.
– Я злюсь на Касса, – призналась я.
Мама кивнула.
– Понимаю.
Я ему сегодня послала эсэмэску: «СПИШЬ?»
Он ответил через целых тридцать семь минут: «УЖЕ НЕТ».
«ПРИЕДЕШЬ?»
Нет. Извинился и обещал исправиться. Меня так и подмывало спросить, каким же образом, но я не стала. Выключила телефон, и все.
Мама взяла меня за руку, и мы пошли домой.
– Когда-нибудь ты привыкнешь к тому, что он уехал.
Ничего-то она не понимает.
Мы познакомились, когда мне было восемь лет, а Кассу почти одиннадцать. Мама тогда была беременна Айрис, так что поневоле пришлось знакомиться с новыми родственниками: другого выбора не было.
