Стоящее на окраине города двухэтажное здание привлекало внимание не только необычным черно-белым цветом своих стен. Но и выбитой надписью над центральным входом: “Qui parcit nocentibus innocentes punit” – "Щадящий виновных наказывает невиновных".
Из подъехавшего фаэтона запряженного парой гнедых лошадей на улицу выбрался высокий мужчина в бело-зеленой форме. Не оглядываясь на извозчика он поднялся по ступеням. Оказавшись наверху перед входными дверьми мужчина потянул за ручку, но войти не успел.
Звонок через интерфейс был неожиданным, но посмотрев на того, имя звонившего, мужчина ответил на вызов:
– Привет, как у тебя дела? Ты уже слышал, что случилось в школе?! А, ну да, да… Вы же всегда все узнаете первыми, и подробностей от тебя я не получу. “Это же информация не подлежащая разглашению до конца расследования”. Да я и не буду у тебя ничего выпытывать! Я просто так позвонила узнать, как у тебя дела, – она, как всегда, нашла самый неудобный момент, чтобы позвонить. – Эй, ты слышишь меня? Ну не молчи, если я тебя отвлекаю, то так и скажи, и я не буду тебе больше звонить.
– Привет, да, я слышал. Сейчас как раз иду посмотреть на нее лично. И нет, никаких подробностей не будет, – голос мужчины звучал слегка устало. У него просто не было ни сил ни желания разговаривать со своей бывшей женой. Этот звонок из прошлого лишь бередил старые душевные раны и оставлял после себя горький привкус раздражения. – Все, я больше не могу говорить. Я уже пришел, – не дождавшись ответа Вилард отключился. Открыв наконец дверь он зашел внутрь здания и направился по коридору в гардеробную. Там снял с головы шляпу и повесил ее на один из свободных крючков в шкафчиках. После чего вернулся в коридор и открыл следующую дверь – в комнату медицинского блока, где его ждала не успевшая довести до конца свой замысел суицидница.
Как было известно Виларду из сохранившихся архивных документов, раньше были специальные здания, где оказывали медицинскую помощь людям, их называли больницами. Местом же где проводились допросы преступников и им выносились приговоры за совершенные деяния были суды и полицейские участки.
Те времена вместе со зданиями давно ушли в прошлое, и здесь – в настоящем – место, где находился биокомиссар Нивкхар, нельзя было назвать ни больницей, ни судом, ни полицейским участком. Уже давно сама суть происходящего здесь предполагала не оказание помощи больным людям, а наоборот, здесь признавали людей биоотклоненными, здесь же Наказуемым выносили приговор и приводили его в исполнение . Жизнь и смерть в этих стенах шли рука об руку и часто одно вытекало из другого. А биокомиссары, как назначенные ответственными за сохранение мира и спокойствие в государстве, несли здесь свою службу.
Не смотря на то, что у каждого биокома в этом здании был свой кабинет, в комнатах медицинского блока для них были подготовлены столы, чтобы они могли исполнять там свои служебные обязанности.
Когда биоком зашел то направился к своему столу и сел за него. Прямо напротив его рабочего места стояла медицинская колба, внутри которой в прозрачной жидкости находилась молодая девушка. На ней был специальный облегающий костюм, который поддерживал систему жизнеобеспечения и выводил биологические отходы. К лицу была присоединена кислородная маска. Только тихонько попискивающие мониторы и опадающая и поднимающаяся с шипением помпа подачи кислород, говорили, о том, что пациентка все еще жива. Бледная кожа, заострившийся нос, спутанные волосы все говорило об очень тяжелом состояние.
Выведя перед собой в воздухе электронное досье девушки, биоком принялся изучать информацию. В его действиях с не было особой нужды, так как всю эту информацию он получил еще вчера от дежурного биокомиссара и успел ее достаточно изучить. Но регламент и протокол требовал от него соблюдения установленных инструкций. Именно поэтому Нивкхар сейчас еще раз все перечитывал, чтобы гарантированно ничего не упустить.
Если бы это была банальная попытка самоубийства, то биокомиссар сейчас бы здесь не сидел. Вся загвоздка была в том, что у пациентки были биоотклонения от нормы, которые проявились у нее в трехлетнем возрасте. Так называемая гетерохромия не была предсказана генетиками при планирование зачатия, а также не выявлена в течение всей беременности ее матери. Ни у родителей, ни у старшей сестры пациентки, ни в генетическом материале сорока поколений их предков склонности к такому сбою не было. Однако у девочки один глаз был обычного карего цвета, а второй ярко-красного цвета. И причины этому так и не смогли найти.
Поэтому биокомиссарами было принято коллегиальное решение о наблюдении за данной девушкой до ее совершеннолетия. Но как уже стало понятно, что-то пошло не так, и по какой-то причине, не дожив до своего двадцатиоднолетия всего семь дней, она решила свести счеты с жизнью.
Нет, ей никак не могли стать известны протоколы и процедуры, принятые для таких биоотклов, но какие-то факторы привели ее в эту палату. И дело Нивкхара разобраться в данной ситуации за оставшиеся семь дней и предложить возможные меры для предотвращения повторения подобных ситуаций в дальнейшем.
