Поле. Пекло. Пыль. Понаехало полно перекупщиков пеньки. Паромщик поднял плату. Пришлось Потапу Петровичу поджидать приход первого парохода. Полдень подходил плавной поступью.
– Поостерегись, Потап Петрович, пройди под полог, припекает!
– Полно преувеличивать, Прасковья. Пойди прочь, принеси пивка пряного, похолоднее. Пойду, пожалуй, поработаю пером, посчитаю, прикину пользу.
– Пойди, Потап Петрович, поработай.
Прошло полчаса. Прошка, пасынок Прасковьи, прискакал потный, потрепанный.
– Потап Петрович, пан Плюшенник пришел, принять просит.
– Пусть проходит!
Пан Плюшенник, пошаркав подкованной подошвой по полу, подпер правым плечом печь, пробасил:
– Привет, Потап Петрович, побеспокою?
– Побеспокой, побеспокой, Павел. Проходи, присаживайся, покушаем.
– Прошка! Прикажи повару полдник править, печень пускай поджарит. Поставь приборы, помидор принеси, перца пряного, путры, притащи пива. Пусть Прасковья перцовки погребной поднимет. Пошустри, Прошка, попекай.
Прошка помчался поднимать по полатям поваров, посудомоек, прочую прислугу.
– Потап Петрович приказал полдник править!
Павел присел, приосанился, покряхтел, поправляя пояс.
– Представляешь, Потап Петрович, печника Петра парализовало.
– Почему?
– Перепил!
– Пусть поменьше пьет.
– Поздно, помрет поутру.
– Плохо!
– Пускай подыхает паразит, пьянь пустая, птьфу!
– Павел! Перестань паскудить, предки покарают.
– Прости, Потап Петрович.
Полпятого. Полдник подоспел пестрыми плошками, поданными полным-полно: подсоленные помидоры, перец пузатый, приятно прожаренная печень, плов промасленный, просеянный, пареная полба, палтус печеный, приправленный пикантной приправой, прокопченные поросячьи потроха, пышущие печью пироги, пол-литра перцовки прозрачной, пиво пенное первого прогона, простокваша.
Пробовали подряд: печень пивом поливали, простоквашей прихлебывали, перцовочку попивали – похваливали.
Поговорили, песню Прасковьи послушали, пошутили, первый поток перекупщиков-паболдырей поругали. Посидели правильно, по положенному предками.
– Пора прощаться, Потап Петрович, путь по полю пролегает. Полный проселок пройти придется. Поутру пароход причалит.
– Прощевай, Павел.
Потап Петрович пожал пану протянутую пятерню.
– Приходи после праздника первого покоса, пивка попьем.
– Приду, Потап Петрович.
Павел, пошатываясь, потопал полем. Потап Петрович помахал пану платком, протер пот, посмотрел пьяным прищуром, плюнул.
– Пойду почивать!
По пути Потап Петрович подумал про похабщину, про Парашу Памедьеву: «Пригласить потаскушку?»
Потом передумал. Поутру пароход, переговоры, продажа пеньки. Полновесную прибыль пророчил Потап Петрович: «Прикуплю поля, построю пекарню, приму предложение Пронькиной помолвки. Прекрасно! Посплю пока».
Прилег, покрылся полосатой простыней, перекрестился: «Придет пятница – погуляем, повеселимся, попоем…»
«Чёрт подери! Что происходит такое?! Это же форменное безобразие! Да как они посмели! Меня, профессора Гарвардского университета, лауреата Нобелевской премии по микробиологии и химии, ученого с международным именем… И что… назначить сиделкой к какому-то… какому-то спящему типу? Я им устрою сиделку… Да я до президента дойду… я всю международную общественность на уши поставлю… Да как они посмели? Это секретная лаборатория, это исследования мирового значения, ваша помощь необходима… Я покажу этим придуркам, как делать из меня посмешище…
А первый, кто получит по шее, это мерзкий Марингтон. «Вы обязаны подчиняться правилам базы. Здесь я начальник. Вы будете выполнять то, что вам приказано…» бла-бла-бла… Сейчас я устрою тебе подчинение, чертов сукин сын».
Стив Сангли был взбешен. Он мчался через всю базу, как рассвирепевший бык. Встречный персонал и солдаты охраны базы спешили прижаться к стенам узкого коридора, пропуская Стива. И немудрено. Доктор Сангли выглядел внушительно и грозно, и мало кто хотел вступать с ним в дискуссии, особенно когда он находился в таком состоянии. Стив Сангли действительно был гигантом по всем понятиям. При росте двести семь сантиметров и весе в сто двадцать шесть килограммов он скорее походил на профессионального боксера тяжеловеса, чем на профессора микробиологии. В свои сорок четыре года он был в великолепной форме, обладал прекрасной реакцией и бешеным темпераментом. Он несся по коридору через всю базу к жилому корпусу №8—16, потому что именно там располагался кабинет начальника 457-й военной базы полковника Эдварда Марингтона. На его голом, как зеркало, черепе мелькали отблески осветительных фонарей. Он был взбешен. Его вид был столь угрожающим и устрашающим, что ни один человек на базе не рискнул бы его остановить или преградить ему дорогу. Ни один, кроме Марингтона. Это единственный человек на базе, который отважился говорить с Сангли в повелительном тоне. Единственный человек, который по силе и духу не уступал Стиву Сангли. Единственный человек, которого Стив уважал по-настоящему, хотя и сам не хотел признаваться в этом. Была в Марингтоне какая-то внутренняя сила, о которую разбивался даже такой мощный дух, какой был у Стива.
