I
Жили-были на одном дворе кот, козёл да баран.
Жили они дружно: сена клок и тот пополам, а коли вилы в бок, так одному коту Ваське. Он такой вор и разбойник: где что плохо лежит, туда и глядит. Вот идёт раз котишка-мурлышка, серый лобишко, идёт да таково́ жалостно плачет. Спрашивают кота козёл да баран:
– Котик-коток, серенький лобок! О чём ты плачешь, на трёх ногах скачешь?
Отвечает им Вася:
– Как мне не плакать! Била меня баба, била; уши выдирала, ноги поломала, да ещё и удавку на меня припасала.
– А за что же на тебя такая беда пришла? – спрашивают козёл да баран.
– Эх-эх! За то, что нечаянно сметанку слизал.
– Поделом вору и му́ка, – говорит козёл, – не воруй сметаны!
Вот кот опять плачет:
– Била меня баба, била; била-приговаривала: «Придёт ко мне зять, где сметаны будет взять: поневоле придётся козла да барана резать».
Заревели тут козёл да баран:
– Ах ты, серый ты кот, бестолковый твой лоб! За что ты нас-то сгубил?
Стали они судить да рядить, как бы им беды великой избыть, – и порешили тут же: всем троим убежать. Подстерегли, как хозяйка не затворила ворот, и ушли.
II
Долго бежали кот, козёл да баран по долам, по горам, по сыпучим пескам; пристали и порешили заночевать на скошенном лугу, а на том лугу стога, что города, стоят.
Ночь была тёмная, холодная; где огня добыть? А котишка-мурлышка уж достал берёсты, обернул козлу рога и велел ему с бараном лбами стукнуться. Стукнулись козёл с бараном, искры из глаз посыпались: берёсточка так и запылала.
– Ладно, – молвил серый кот, – теперь обогреемся! – Да не долго думавши и зажёг целый стог сена.
Не успели они ещё порядком обогреться, как жалует к ним незваный гость – мужичок-серячок, Михайло Потапыч Топтыгин.
– Пустите, – говорит, – братцы, обогреться да отдохнуть; что-то мне немо́жется.
– Добро пожаловать, мужичок-серячок! – говорит котик. – Откуда идёшь?
– Ходил на пчельник, – говорит медведь, – пчёлок проведать, да подрался с мужиками, оттого и хво́рость прикинулась.
Вот стали они все вместе ночку коротать: козёл да баран у огня, мурлышка на стог влез, а медведь под стог забился.
Заснул медведь; козёл да баран дремлют; один мурлыка не спит и всё видит. И видит он: идут семь волков серых, один белый – и прямо к огню.
– Фу-фу! Что за народ такой! – говорит белый волк козлу да барану. – Давай-ка силу пробовать.
Заблеяли тут со страху козёл да баран, а котишка, серый лобишко, повёл такую речь:
– Ах ты, белый волк, над волками князь! Не гневи ты нашего старшего: он, помилуй Бог, сердит! Как расходится – никому не сдобровать. Аль не видишь у него бороды: в ней-то и вся сила; бородой он всех зверей побивает, рогами только кожу сымает. Лучше подойдите да честью попросите: хотим-де поиграть с твоим меньшим братцем, что под стогом спит.
Волки на том козлу кланялись, обступили Мишу и ну заигрывать. Вот Миша крепился, крепился да как хватит на каждую лапу по волку, так запели они лазаря[1].
Выбрались волки из-под стога еле живы и, поджав хвосты, – давай бог ноги![2]
Козёл же да баран, пока медведь с волками расправлялся, подхватили мурлышку на спину и поскорее домой.
– Полно, – говорят, – без пути таскаться, ещё не такую беду наживём.
Старик и старушка были рады-радёхоньки, что козёл с бараном домой воротились, а котишку-мурлышку ещё за плутни выдрали.
Бежала лиса, на ворон зазевалась – попала в колодец. Воды в колодце было немного: утонуть нельзя, да и выскочить тоже. Сидит лиса, горюет.
Идёт козёл, умная голова, идёт, бородищей трясёт, рожищами мотает; заглянул от нечего делать в колодец, увидел там лису и спрашивает:
– Что ты там, лисонька, поделываешь?
– Отдыхаю, голубчик, – отвечает лиса. – Там наверху жарко, так я сюда забралась. Уж как здесь прохладно да хорошо! Водицы холодненькой – сколько хочешь.
А козлу давно пить хочется.
– Хороша ли вода-то? – спрашивает козёл.
– Отличная! – отвечает лиса. – Чистая, холодная! Прыгай сюда, коли хочешь; здесь обоим нам место будет.
Прыгнул сдуру козёл, чуть лису не задавил, а она ему: