Боль, угрызения совести, испытанные мною, когда я узнал о чернобыльском взрыве, были особенными. Ведь я в течение десяти лет до Чернобыля писал и публиковал повести и рассказы на атомную тему, предостерегая людей о возможности ядерной катастрофы. Повести «Экспертиза» и «Энергоблок» прямо об этом.
Фимиам, десятилетиями воскуряемый официальной наукой и атомными ведомствами «абсолютной безопасности» мирного атома, заглушал своим «благовонием» все мои предостережения.
Теперь я обязан был написать о Чернобыле, насколько это было в моих силах, наиболее правдиво (ведь я не был ночью 26 апреля у места взрыва), собрать материал, документы, свидетельства очевидцев и участников событий и, опираясь на свой опыт атомного энергетика и литератора, средствами документального и художественного исследования воссоздать картину Чернобыльской ядерной трагедии.
«Гибель экипажа Чэлленджера и авария на Чернобыльской атомной станции усилили тревогу, жестоко напомнили, что люди еще только осваиваются с теми фантастическими могучими силами, которые сами же вызвали к жизни, еще только учатся ставить их на службу прогрессу», – сказал Михаил Сергеевич Горбачев в своем выступлении по Центральному телевидению 18 августа 1986 года.
Такая предельно трезвая оценка мирному атому дана впервые за тридцать пять лет развития атомной энергетики в СССР. Бесспорно, что в этих словах ощущается веяние времени, ветер очищающей правды и перестройки, охвативший могучим дыханием всю нашу страну.
И все же, чтобы извлечь уроки из прошлого, следует вспомнить, что долгих три с половиной десятилетия наши ученые неоднократно в печати, по радио и телевидению сообщали широким кругам общественности нечто совсем противоположное. Мирный атом преподносился широким кругам общественности как чуть ли не панацея от всех бед, как верх подлинной безопасности, экологической чистоты и надежности. Дело доходило почти до телячьего восторга, когда речь шла о безопасности атомных электростанций.
«АЭС – самые „чистые“, самые безопасные из существующих станций! – восклицал в 1980 году в журнале „Огонек“ академик М. А. Стырикович. – Иногда, правда, приходится слышать опасения, что на АЭС может произойти взрыв… Это просто физически невозможно… Ядерное горючее на АЭС не может быть взорвано никакими силами – ни земными, ни небесными… Думаю, что создание серийных „земных звезд“ станет реальностью…»
«Земные звезды» действительно стали суровой реальностью, грозно противостоящей живой природе и человеку.
«Атомные реакторы – это обычные топки, а операторы, ими управляющие, – это кочегары…» – популярно разъяснял широкому читателю заместитель председателя Государственного комитета по использованию атомной энергии СССР Н. М. Синев, тем самым ставя атомный реактор рядом с обычным паровым котлом, атомных же операторов – на одну доску с кочегарами, шурующими уголь в топке.
Это была во всех отношениях удобная позиция. Во-первых, успокаивалось общественное мнение, во-вторых, оплату труда на АЭС можно было приравнять к оплате на тепловых станциях, а в ряде случаев сделать ее даже ниже. Раз безопасно и просто, можно платить меньше. И к началу восьмидесятых годов оплата труда на блочных тепловых станциях превысила оплату труда операторов на АЭС.
Но продолжим бодро оптимистические свидетельства о полной безопасности атомных электростанций.
«Отходы атомной энергетики, потенциально весьма опасные, – настолько компактны, что их можно хранить в местах, изолированных от внешней среды», – писал 25 июня 1984 года в «Правде» директор Физико-энергетического института О. Д. Казачковский. Заметим, что, когда грохнул чернобыльский взрыв, таких мест, куда можно было бы выгрузить отработавшее ядерное топливо, не оказалось. За минувшие десятилетия не было сооружено хранилище отработавшего ядерного топлива (сокращенно ХОЯТ), и его пришлось строить рядом с аварийным блоком в условиях жестких радиационных полей, переоблучая строителей и монтажников.
«Мы живем в атомной эре. АЭС оказались удобными и надежными в эксплуатации. Атомные реакторы готовятся принять на себя теплофикацию городов и населенных пунктов…» – писал О. Д. Казачковский в том же номере «Правды», забыв сказать, что атомные теплоцентрали будут возводиться вблизи крупных городов.
Месяцем позже академик А. Е. Шейдлин заявил в «Литературной газете»:
«С большим удовлетворением воспринято сообщение о замечательном достижении – вводе в действие четвертого энергоблока мощностью миллион киловатт на Чернобыльской атомной электростанции имени В. И. Ленина».
Не екнуло ли сердце у академика, когда он писал эти строки? Ведь именно четвертому энергоблоку суждено было прогреметь ядерным громом среди ясного неба гарантированной безопасности АЭС…
В другом своем выступлении, на замечание корреспондента о том, что расширенное строительство АЭС может встревожить население, академик ответил: «Тут много от эмоций. Атомные электростанции нашей страны совершенно безопасны для населения окрестных районов. Никакого повода для беспокойства просто не существует».
Особенно большую лепту в пропаганду безопасности АЭС внес Председатель Государственного комитета по использованию атомной энергии СССР А. М. Петросьянц.
