Глубокий пышный снег покрывал лес. Величие этого первозданного освещенного светом звезд мира дополнял неизвестно откуда взявшийся единственный, одетый в зимнюю шубку, заяц. Он медленно продвигался вперед по надвигающемуся на него белому нетронутому пространству, оставляя за собой путаный след. Интересно, откуда он взялся здесь и куда направлялся?
Хлопанье крыльев нарушило тишину. Белая сова на мгновенье припала к земле и тут же взлетела, тяжело маша крыльями, обремененная своей ношей. След оборвался, исчезнув в круге взрыхленного крыльями снега, покрытого темными брызгами крови…
Саша лежал с открытыми глазами и бьющимся сердцем. Он не мог шевельнуть ни ногой, ни рукой и вообще не был уверен, где находится и что это за постель, в которой он лежит. Он все еще не мог понять, почему этот сон показался ему таким зловещим и почему капли крови могли так ужасающе подействовать на него. Он продолжал лежать, прислушиваясь к тому, как в доме, над и под ним, потрескивали балки, и набирался мужества, чтобы опустить свою руку ниже покрывала и понять, что находится в доме своего дяди, в Воджводе.
Снег падал над лесом, снег падал над рекой, наметал сугробы и заставлял потрескивать крышу. Саша же был в полной безопасности в своей собственной постели, в доме своих друзей, куда не могло проникнуть никакое зло.
Оно не могло прийти сюда с тех самых пор, как здесь вновь вырос лес.
Пришла весна, и зашептали старые деревья, шелестя сухими мертвыми ветками. Шум и треск веток, раздававшиеся в вышине и напоминавшие приближение бури, заставили Сашу взглянуть вверх, оторвавшись от сеянцев, которые он рассаживал среди старых деревьев. Волнение вверху тотчас же прекратилось, а на его голову был выброшен град из обломков мелких веток, сучков и кусочков коры.
Он стоял, отряхивая и с шапки и с кафтана этот мусор, прикрывая глаза от очередной такой же порции, и поглядывал на освещенное солнцем пространство. Большая, густо разросшаяся ветка, казалось, очень хотела выделить себя из других и в конце концов опустилась, но не отвесно, как при обычном падении, а быстро и плавно скользнула вниз, увлекая за собой тучи обломанных сучков и обрушивая новый ливень из обломков коры. Это было огромное, заросшее мелкими веточками существо, скорее напоминавшее живой нарост на стволе давно умершего дерева.
– Мисай? – окликнул его Саша. Оно действительно походило на Мисая: обросшее лишайниками, ощетинившееся и очень, очень старое, если к лешим вообще применимо понятие возраста.
– Ты не ошибся, это Мисай. – Его голос был скорее похож на шепот, исходящий из самой глубины леса. В очередной раз раздалось потрескивание веток: это леший протянул свои многочисленные пальцы-сучки, которые, подрагивая, начали ощупывать сашины плечи. Они очень мягко сомкнулись на его руках, чтобы подтянуть его поближе, под испытующий взгляд громадного, слегка безумного глаза. – Здоров, – прогромыхал знакомый голос, – здоров. От тебя пахнет березой, молодой колдун.
– А ты молодеешь с каждой весной, – сказал Саша, похлопывая грубый ствол, служивший лешему телом. Это и на самом деле было правдой: Мисай пышно расцвел и благоухал, словно старое дерево, в самом сердце которого вдруг проросла молодая зелень, словно это дикое дерево неожиданно получило прилив новых сил, и все из того самого сада, что расположился рядом с лесом.
– Березы, – продолжал Мисай. – Это место как нельзя лучше подходит для берез.
– Вдоль всего ручья. – Саша указал рукой на ручей, думая о том, во что мог превратиться этот ручей через много лет. Сейчас здесь были лишь одни мертвые деревья, и течение ручья свободно размывало землю между их корнями, которую они были не в силах удержать. Но тяжелый труд постепенно обновлял лес, возникала делянка за делянкой, и они разрастались от центра в разные стороны. Недавно посаженные высокие саженцы уже появились и на самом берегу, надежно защищая его от воды.
– Корни, корни будут держать землю, – продолжал грохотать Мисай. – Береза и сосна. Корни и ветки… именно так, молодой колдун.
– Кругом все в порядке, Мисай?
– Корни и ветки. Наше обещание в силе. Все в полной сохранности.
Но временами возникало беспокойство. Иногда, особенно по ночам, когда сомненья особенно сильны и естественны, мысли не раз возвращались к роще и к камню, окруженному колючим терновником, и к спящему на этом камне молодому колдуну…
Временами, когда лешие так неожиданно появлялись здесь среди дня, возникало определенное беспокойство о том месте и о безопасности всех остальных.
Но и на этот раз было ясно, что Мисай пришел без всякой причины, не имея в виду ничего, кроме дружеских чувств и любопытства. Мисай быстро отделился от дерева, так быстро, почти в одно мгновенье, что глаз едва мог заметить это движение, а уже в следующий момент он двигался медленно, будто парил над молодыми саженцами, наклоняясь поближе к ним, чтобы получше рассмотреть их.
Было истинной правдой, что ноги у леших вывернуты задом наперед.
– Добрые посадки, добрые, – проговорил он о молодых березах. А затем неожиданно добавил: – С ним… все хорошо. Он спит. Спит.
