***
Помнишь друг мой, Савва, ты как-то посоветовал мне излагать все свои мысли, изливать все свои эмоции на бумаге. Ты сказал станет легче.
С тех пор прошло время, а я все не решалась довериться бумажному листу. Мне почему-то было страшно, страшно вспоминать прошлое и копаться в себе. Думаю, ты бы меня понял. Ты всегда понимал…
И вот я пишу, уже без страха, но с искренней надеждой в исцеление. Пишу быстро и отчаянно, глотая слова, одно за одним.
Савелий, Савва – эта привычка называть тебя просто, по-дружески до сих пор живет во мне – Савва, я пишу все это, обращаясь к тебе. Прочтешь ли ты когда-нибудь эти строки? Возможно нет. И все же это не останавливает меня, не заставляет все бросить, положить ручку, с раздражением смять лист бумаги и навсегда покинуть эту идею. Нет, я все также полна сил и желания рассказать тебе о своей жизни, о своем внутреннем состоянии, о том мире, который мы так часто вынуждены скрывать.
Я надеюсь ты поймешь меня и найдешь в себе силы простить… и надеюсь я сама пойму и приму себя.
Савва, я знаю, я много ошибалась, часто была в плену своего раздражения и вспыльчивости, часто обижала тех, кому была небезразлична, часто… слишком часто.
В груди моей жжется, к горлу подступает душащий ком, слезы предательски падают на лист, но я пишу, пишу в память о нас, в память о наших днях: порою радостных и безмятежных, порою горьких и безысходных, давно ушедших в поезде прошлых лет. И это поезд в один конец Савва, ему нет возврата. Но даже если нам больше никогда не пережить те моменты, никогда не вдохнуть аромат ушедшего – пусть так, но это было мы жили, мы чувствовали; любили и ненавидели, радовались и страдали, смеялись и плакали, но… мы жили.
И не важно радостные это были дни или тяжелые, главное, что они были… Я принимаю их… их все…
***
– Алиса, Алиса вставай – я приоткрыла один глаз, солнце уже вовсю наполнило комнату ярко-желтыми лучами.
– Подъем, Лисичка – рядом со мной сидела моя двоюродная сестра Кристина, сидела и назойливо шипела мне на ухо свое любимое – Подъем, Лисичка, я сказала подъем…
Уже и не вспомню, когда у нее появилась привычка называть меня Лисичка, сколько помню нас вместе она постоянно так меня называла. Это был хороший знак. Лисичкой я была только в те дни, когда у сестры было хорошее настроение. И видимо это был один из тех дней.
Я что-то промямлила спросонок и отвернулась к стене. Был выходной день, а выходной для меня, студентки 3-го курса был невероятным подарком, поэтому в глубине души я рассердилась на этого черноволосого жаворонка, который уже целую четверть часа не давал мне спать.
Мы жили с Кристиной в одной комнате, в старом невзрачном пятиэтажном общежитии. Она была младше меня на год, но разницы мы абсолютно не замечали, интересы и круг общения у нас были одинаковыми. Мы жили дружно, вместе готовили, вместе дежурили по кухне, занимали друг другу очередь в душевую, которая была одна на весь коридор, одним словом мы были не разлей вода.
– Вставай детка, завтракаем и идем гулять – не унималась сестра.
Я приподнялась на локтях.
– Гулять?
– Да, а почему ты удивляешься? Посмотри в окно, там чудесно. Давай быстрее, собирайся. К обеду снова будет нечем дышать, а в жару не очень-то приятно бродить по городу.
Я поняла, что спорить бесполезно. Если уж Кристина что-то решила, она не отступит. Её ослиное упрямство порой сильно меня раздражала, но тем не менее я любила ее, любила именно такой.
Несмотря на то, что внешне мы были чем-то похожи, внутри же мы были разными.
Веселая, активная сестра заряжала всех вокруг своей энергией. Она могла часами болтать о пустяках и смеяться так заразительно, что даже самый темный и угрюмый день приобретал яркие оттенки. Я удивлялась с какой легкостью, порой детской наивностью она смотрит на жизнь. Я удивлялась и немного завидовала ей.
Мне же с самого начала моей сознательной жизни было не просто. Со мной вроде не происходило ничего плохого, на тот момент я еще не познала боль утраты родного человека, я не была одна, меня всегда поддерживала мама и Кристина, еще со школы у меня был замечательный чуткий друг, Савелий Макаров. Да, Савва, у меня была семья, были друзья, был ты – я не была одна. Но не быть одной не значит не быть одинокой, а ничего нет хуже одиночества в толпе…
Не знаю, порой я злилась сама на себя, ругала и корила себя за приступы тоски, но от себя трудно уйти, точнее это просто невозможно.
Потом я махнула рукой и перестала бороться с периодами грусти, которые приходили на смену оживлению и позитиву. Я впустила и приняла эту грусть, более того я к ней привыкла и больше не боялась ее. И знаешь, мне стало легче. Я не гнала ее, а ждала, ждала, когда она вдоволь погостит у меня, когда сама устанет от моего присутствия и захочет уйти. Тогда я провожала ее до порога, закрывала за ней дверь и продолжала жить, продолжала просыпаться по утрам и засыпать ночью. Но я знала наверняка, она снова придет ко мне, и я снова сама открою ей дверь.
Я привыкла к себе, но, чтобы это сделать, понять и разобраться в себе, мне потребовались года, мне пришлось пережить то, что мне было суждено пережить.
