Они расстались несколько месяцев назад. Без ссор, без криков. Он уехал работать в Европу и даже не подумал позвать ее с собой. Ничего не объясняя, он собрал вещи и сказал, что уезжает, что приезжать к нему не надо. Писем он читать не будет, на звонки не ответит. Его размышления в последние несколько дней подвели окончательную черту под их отношениями…
Первые три недели она не находила себе места. Безответно звонила ему. Порывалась даже поехать, но не то чтобы не решилась – она понятия не имела, куда именно он уехал. Его родные и друзья молчали как рыбы. По большей части потому, что и сами не знали.
Потом горечь расставания стала притупляться, уступая место бездонной скуке и отчаянной грусти.
Первой ее мыслью было забыться в других отношениях, но намерения на деле сталкивались с нежеланием сердца отдаваться другому.
Нельзя сказать, что она любила его до беспамятства, но это была та трепетная привязанность, та наивная вера в вечную любовь, разочарование в которой выбивает почву из-под ног внезапно – так, как обескураживает смерть близких людей.
Она не чувствовала отвращения к другим мужчинам, но упорно смотрела сквозь них, как водитель смотрит сквозь мокрое лобовое стекло на дождливую петербуржскую осень.
С тупым холодным безразличием она искала только его, всматриваясь в лица прохожих на ветреных улицах теперь дико мрачного для нее города. Она искала его в любимых ими кафешках, в музеях, куда они частенько выбирались вместе. Проплывая как туман по залам Эрмитажа, она выхватывала лишь врезавшиеся в ее память черты его лица. Она улавливала отдельные штрихи его образа в совершенно разных, непохожих как на него, так и друг на друга людях. Разочарованная и окончательно вымотанная, она садилась у картин Петрова-Водкина и бесцельно, мучительно долго всматривалась в эти плоские, незамысловатые сюжеты.
На четвертый месяц после их расставания она встретила его, слоняющегося между колонн Казанского собора.
Она долго наблюдала за ним: та же челка, улыбка, походка, движения, и одет он был почти так же, как в день отъезда.
– Почему ты здесь? – спросила она его.
– Я здесь часто гуляю. Мне здесь нравится. От дома недалеко, – ответил он.
Он был удивительно похож на него. Его выдавал только взгляд. Вернее, глаза. Взгляд был тот же, а в глазах читался очень похожий, но другой мир. Она упорно не хотела этого замечать. И вот они уже медленно шли вдоль канала в сторону Летнего сада. Подолгу сидели на скамейках, часами прогуливались по набережным многочисленных каналов так любимого ими города…
Они встречались все чаще и чаще, но вместо радости от этих встреч у нее стало появляться настораживающее ощущение, будто ее сердце окутывает тяжелый густой туман. Вскоре она практически перестала слышать свое сердце сквозь эту пелену, обернувшую все ее чувства в тяжелое влажное одеяло.
Она отчетливо ощущала лишь тревогу, что может потерять его вновь. Она привыкла быть с ним. Он был так похож на него. Но, несмотря на это, она не могла назвать себя счастливой. Грусть постоянно напоминала о себе.
По вечерам она не скучала по нему. Шла на встречу с ним по привычке, как заядлый курильщик закуривает сигарету в каждую свободную минуту.
Остановиться, обдумать, осознать происходящее было страшно. Вагончики катились по инерции, и только стук колес отдавался где-то в глубине: тук-тук, тук-тук, тук-тук…
«Главное – не останавливаться. А то всё. Снова крах. Снова одна…» – говорила она себе.
– Я полюблю его. Обязательно. Надо только немного подождать. Он очень хороший, – убеждала она подруг.
Подруги наперебой кидались давать советы, делиться рекомендациями. То одна, то другая настоятельно советовала ей обратиться к «очень хорошему и проверенному специалисту» – то к психиатру, то к психологу, то к психотерапевту. Нет, сами они не обращались. У них, конечно, не было на то причин. Но вот знакомые и знакомые знакомых очень рекомендовали.
– Прекратите это! – срывалась она на крик. – Я не больная! Я просто хочу любить и быть любимой! Что тут непонятного?! Отстаньте от меня! Все!
Но по вечерам ей по-прежнему было трудно уснуть.
Однажды Алиса, лучшая подруга, в который раз засидевшись допоздна на кухне, осторожно протянула ей визитку.
– Очередной мозгоправ, который меня вылечит? – с вызовом спросила она у Алисы.
Алиса прекрасно понимала, что именно пугает подругу. Несколько месяцев назад она была на ее месте.
– О, нет. Это коуч. Я сама ходила к нему. Он удивительный. Просто поговори с ним.
– Кто? Коуч?
Алиса встала. Театрально выставила вперед правую ногу и, вскинув руку, нарочито пафосно продекламировала:
– Коучинг… для здоровых людей, которые хотят сделать свою жизнь радостнее… а главное… достичь желаемого с удовольствием… – Алиса явно цитировала фразу из рекламной листовки.
Они рассмеялись. Бутылка вина подходила к концу.
– Пообещай мне. Один раз. А там сама решишь, – сказала Алиса.
– Я… подумаю, – уклончиво ответила она.
А бессонные вечера все продолжались. И где-то глубоко и неуверенно зрело понимание, что нарастающие чувства сомнений и тревожности, выливающиеся в ночные сны с общим смыслом «Что-то не так», рано или поздно подведут ее к зеркалу, и отражение, опустив глаза, скажет: «Да, подруга. Твоя жизнь уходит из-под ног».