Первосвященник Каиафа, полный мужчина лет сорока с чёрной, аккуратной бородкой, спешил. Как обычно, когда за ним посылал отец, совсем недавно занимавший этот пост. Как обычно, ничего хорошего ему это не сулило. Сегодня же было и вовсе некстати.
Анна указал сыну на сиденье рядом и начал разговор без подготовки:
– Я слежу за ним. Этот пророк из Галилеи. А ты, первосвященник Каиафа?
– Может ли быть хорошее из Галилеи? – с коротким смешком ответил тот.
Анна, припечатывая останки его хорошего настроения угрюмым взглядом, произнёс:
– Тебе отчего-то весело?
Каиафа мгновенно сбросил улыбку и пожал плечами:
– Разве ты ещё не решил его судьбу? Разве нет?
Анна, чётко выделяя «я», покивал тяжёлой головой:
– Да, я уже давно всё решил. Мне надоели грязные бунты и кровопролития. В последнее время наш народ легко идёт на них. А там недалеко и до вмешательства Рима. За Пилатом дело не станет. Он недоволен своим местом, а следовательно, и нами. А в Риме, в свою очередь, недовольны им. Пилат, кроме прочего, отвечает за поставку хлеба в империю. В Египте засуха, зерно придётся закупать в Парфии. Иудея разорена и разграблена прокуратором. Где ему брать золото, Каиафа, как только в храмовой сокровищнице?
– Он не посмеет! Мы уже показали ему силу веры нашего народа! – покраснев, воскликнул Каиафа.
Анна, с кривой ухмылкой, осадил порыв сына:
– Его Кесарийский позор? Он нам ещё его припомнит. Не сомневайся. Но… Вернёмся к нашему пророку. Итак, он вошёл в город…
Каиафа быстро и равнодушно доложил:
– Да. Народ восторженно приветствовал его. Они встречали его пальмовыми ветвями. Ученики его кричали: «Не сын ли это божий с нами?» – «Осанна! Осанна! Грядый во имя Господне!» Потом он вошёл в храм, выгнал менял и продавцов голубей… Сейчас он в Вифании, в доме одной женщины. А менялы вернулись на свои места.
– И как же вёл себя сам пророк? Наслаждался победой, ликовал, веселился? – перебил его Анна.
– Это важно? Наверное, я не знаю… – пожал плечами Каиафа.
– Это важно! Это очень важно! Важнее и быть ничего не может! – буквально взорвался Анна. – Ты упускаешь всё или почти всё, первосвященник Каиафа. Где он сейчас! Да то, где он сейчас, – наименее важное из всего. Разве он вообще скрывается от кого-то? Нет! Но то, что Иисус был грустен, а не ликовал, когда его встречали у ворот, во сто крат важнее…
Каиафа поёжился, но Анна уже спросил его самым обычным тоном:
– Что кричали встречавшие его? Ты слышишь меня, не ученики, нет, люди, встречавшие его у ворот Иерусалима?
Каиафа настороженно молчал.
Анна, наклонился к нему и тихо прошептал:
– Они кричали то же самое, и ещё кричали они, постилая одежды на дорогу перед ним: «Благословенно грядущее во имя Господа нашего царство отца нашего Давида! Осанна в вышних!»
Каиафа угрюмо опустил голову, но Анна, встав, навис над ним, опираясь на посох, и гневно продолжил:
– И ещё, первосвященник храма Иерусалимского Каиафа! Не на осле ли и ослице въехал в город сегодня утром пророк по имени Иисус из Назарета, рождённый в Вифлееме?
Каиафа, ещё ниже опустив голову, пробормотал:
– На осле, сыне подъярёмной… Семя Давидово…
Анна, строго посмотрев на него, сел обратно в высокое кресло и наставительно произнёс:
– Если наш народ хорошо знает и верит предсказаниям пророков, от Ездры до Малахии, то нам хотя бы надо знать и помнить Писания лучше него. И быть внимательным к поступкам человеческим и знакам. Они могут оказаться делами и знаменьями свыше!
Каиафа, тревожно перебирая пророчества, засуетился:
– Вифлеемская звезда… И Назореем наречётся… Что же делать? Надо было не пускать его в город!
Анна насмешливо прервал его:
– Большей глупости невозможно и придумать.
Каиафа растерялся окончательно, но отец не стал добивать его. Выдержав долгую паузу, он продолжил:
– Мы подождём. Подождём. Пока народ не устанет от празднеств. И от пророков. Которые говорят, но не делают. Будем ждать и наблюдать. За каждым шагом. Особенно за теми, кто называет себя его учениками. Иди, сын. Мне нужно подумать.
Каиафа, с явным облегчением, быстро вышел из дверей.
Анна тихо и устало прошептал ему вслед:
– А хочется поверить… Хочется.
Анна поудобнее устроился на сиденье, обняв посох обеими руками, и прикрыл светло-голубые, мутные от возраста глаза морщинистыми, тяжёлыми веками. Он ждал. И не обманулся в своих ожиданиях. Тихие шаги за дверями, стук створки и шелест одежды скоро указали на его правоту.
Иосиф, которого все звали Аримафейским, уважаемый и богатый член синедриона, терпеливо ждал, пока Анна откроет глаза, чтобы произнести:
– Он пришёл снова.
– Зови. – Анна принял подобающую позу.
Иосиф выскользнул за дверь, в которую почти сразу же уверенно вошёл тот, кто был здесь вчера. Которого Анна отправил назад без ответа. Потому что ему, первосвященнику, нужно было подумать.
