Пролог
На севере не было ничего определенного.
И на юге не было ничего определенного.
И на западе было ничто.
На востоке же был Океан, гордящийся своим первородством, не укрощенный, спесивый, бурлящий.
А посередине высился Замок, воздвигнутый как отправная точка, чтобы отмечать еще не существовавшие стороны света, скреплять и наращивать.
Постепенно в ничто зарождалась жизнь. Она делилась, кишела и булькала в первозданном бульоне, заполняла, эволюционировала, приспосабливалась, изменялась, принимая порой странные формы. Со стен Замка можно было наблюдать, как в сумерках и туманах бродят неведомые существа, тени теней, безымянные…Интуитивно, подталкиваемые проблесками еле теплящегося сознания, они собирались в первобытные общины. Мигрируя, они вышли в светлые области. Но и там не нашлось для них места.
Печальной безгласной волной они протекли мимо дышащих полной грудью стен Замка, чтобы бесследно затеряться в истории. Несовершенные, неприспособленные, непонятые.…Какие мысли трепыхались в вакууме безнадежности, какие чувства, сознавали ли свою ошибочность, ненадобность, эти промежуточные звенья на пути развития, во что б развились тупиковые ветви, будь у них шанс – об этом мы никогда не узнаем.
Затем появились те, кто гнал их. Нестройными, многоликими ордами они затопили равнину, недавно созданные, мокрой сверкая глиной. « Дайте же нам души!», – был единый вопль искаженных слюнявых глоток, когда, карабкаясь, друг по другу, они полезли на стены, ощущая исходящую от Замка благодать и стабильность, обещание стать целостными. Но были отвергнуты.
Отступив, они рассеялись вокруг и влачили жалкое существование на границах света, формируясь.
Когда ж вновь пошли они на приступ, то несли уже грубые орудия и приспособления, помогающие карабкаться на высоту, укрываться, руководимы и сплочены, а, следовательно, более целеустремленны и озлоблены.
1
Он пригнулся, когда камень величиной с кулак, пущенный одним из нападавших, просвистел над ухом и разбился о внутреннюю стену, осыпав осколками незащищенный броней затылок. В проеме бойницы возникло аморфное, лишенное каких-либо определенных черт, творение. Оно раскрыло щель в центре головы и нанесло хлесткий удар гибким длинным языком.
Сбитый с ног, он кубарем откатился на несколько шагов назад. Но его место тут же поспешил занять другой защитник, в зеркальном плаще поверх симметричных доспехов. Точным рассчитанным ударом он отсек втягивавшийся язык, лезвие выбило сноп искр из камня, когда вторым ударом развалилась надвое голова твари. Та лишь присела, а затем начала проворно выползать на стену. Смутившись, страж невольно отступил на шаг, а потом, зарычав, подпрыгнул и разрубил всю тварь целиком. Столкнув корчившиеся половинки вниз, страж обернулся, и Ксор узнал его.
Когда всем вещам давали имена, некоторые получили сразу по два. То были стражи. С момента создания страж носил имя Генеш.
Страж махнул хвостом, так что с обоюдоострого лезвия на его конце разлетелись остатки вражеской плоти.
– Послушай, что я придумал, – невозмутимо сказал Генеш, помогая Ксору подняться.
– Что это? – спросил, выслушав, изумленно Ксор. – Я никогда раньше не слышал ничего подобного!
– Я назову это поэзией. Строфы, ласкательные для слуха, легко запоминающиеся и созвучные меж собой, – и Генеш отвернулся, чтобы встретить нового противника.
Ксор оглядел свои природные доспехи. В их серебристых структурах была запечатлена сама гармония и золотые пропорции Замка, но поврежденная ударом грудная пластина вносила диссонанс, уже сейчас Ксор ощущал, как фальшивят, пробегая через поврежденный участок, исходящие от недр Замка флюиды. Энергия наполняла все его тело, заставляя вибрировать каждый мускул, и через загнутые рога устремлялась, ввысь сливаясь с пылающим небесным котлом. Алое зарево разгоняло тьму, несло свет сознания новорожденному миру.
Меж тем на стену спикировал крылан, неуклюже растопырив еще неокрепшие крылья, не удержав равновесия, сверзился вниз. Один из стражей неподалеку вдруг зашатался, словно опьяненный свежим соком непу и упал. Ксор поспешил заступить на пост и успел отразить атаку клювоголового гиганта. С распоротой когтями грудью тот рухнул, увлекая карабкающихся следом.
Ксор воспользовался паузой, чтобы склониться над упавшим, который продолжал лежать без движения, уставившись широко раскрытыми глазами в стремительно вращающееся небо. Но страж, казалось, не слышал окликающего его голоса, и не реагировал на прикосновения. Меж вспененных кружев воротника его доспех торчала плохо обструганная палочка, из-под которой обильно сочилась огненная кровь. Не зная, что предпринять, Ксор в замешательстве вернулся к бою.
Ему удалось еще дважды столкнуть деревянные конструкции нападающих, прежде чем в поле зрения не попался шар с множеством губ, катясь по полю, он пожирал все на своем пути: живых, павших, растительность, орудия, постоянно раздуваясь.
Внезапно обзор заслонил шест, увешанный шкурами и развевающимися полосками кожи, и вот уже высокое худощавое существо проворно влезло на стену. Было оно белесо, с видневшимися сквозь покровы линиями артерий, смутными скоплениями угадывались органы. Ксор замахнулся когтистой пятерней и существо попыталось заслониться шестом, но страшные лезвия опустились, разрубив и шест, и голову, застряв в груди существа. Механически оттолкнув труп в сторону, Ксор приготовился встретиться со следующим. Обнаженный воин, сжимавший по дубинке в каждой руке, бешено завертел оружием, делая шаг вперед. Нападал он молча, ибо вместо лица у него была привязана обструганная деревянная дощечка с намалеванным углем рожей. Ксора поразило то, что художник намеренно попытался придать лику
