1. Паулина
С тех пор, как я впервые посетила это заведение, ничего не изменилось. В воздухе все также витали запахи дорогих сигар, похоти и власти. Точно также пьяно с вызовом блестели глаза женщин, точно также стыло на лицах мужчин высокомерное снисхождение. Менялись только прически, макияж, одежда, интерьер, название, но суть, дух места – нет. Ничего не менялось вот уже пять десятилетий, застыло во времени точно также как я.
– Добро пожаловать, – бармен склонил голову в поклоне, тепло улыбнулся. Совсем не так, как делали здешние завсегдатаи, те лишь скалили зубы. – Рад вновь вас видеть, Паулина.
Да-да, последние пять лет меня звали именно так. Паулина. Дурацкое имя, но Хозяин любил дурацкие имена. А вернее всего, ему нравилось мое негодование.
– Здравствуй, Серж. – Улыбнулась в ответ. Поощрила. Легкая улыбка-награда всегда удавалась мне на отлично.
Интересно, за какие прегрешения он оказался за барной стойкой колдовского клуба? Хотя, нет, не интересно. Все как всегда, все как у всех. Плата за удачу, здоровье, деньги, жизнь. Список можно продолжать бесконечно.
Серж мальчик симпатичный, правильный и добрый. Одно плохо, любит меня. Сильно любит и ничего с собой поделать не может. Мне бы забыть дорогу сюда, да не могу, только здесь я настоящая. Вот и издеваюсь над мальчишкой. Не хочу, но мучаю. А Хозяин чует таких за версту, как еще не наказал. Хотя, что это я, играть чужими судьбами, экспериментировать он любит даже больше, чем убивать.
– Что вы желаете? Как обычно или…
Милый-милый Сережа. Наверное, мне даже будет не хватать тебя, твоей улыбки, ясных глаз, тепла... Неделю или две, потом привыкну, забуду. Как и всегда.
– Или, Серж, или. Я доверяю твоему вкусу.
Он вспыхнул, уши и щеки покраснели. Жонглировал бутылками, играл, смешивая мне коктейль. Мальчишка. Ну и ладно. Пусть. Пусть порадуется.
Напоследок…
Жизнь в клубе на мгновение замерла, хотя какая жизнь может быть в капле янтаря. Воздух сгустился, потяжелел, пропитался болью и смертью. Я резко выпрямилась, сжала зубы, чтобы не слетело с губ и звука, с трудом заставила себя сидеть ровно и не дергаться.
Зря я вспомнила про Хозяина, зря. Чуяла, но не смогла себя одернуть, накликала беду, накаркала. Бедный мальчик Сережа. Мне жаль. Правда.
– Дорогая.
Этот голос я не забуду никогда. Узнаю из миллиона похожих. Во сне, в бреду, в смертной агонии, по ту сторону жизни. Вкрадчивый, проникновенный, тихий. Он обещает многое, но ничего не дает, только забирает, что дорого.
Чужие пальцы коснулись открытой шеи. Прохладные, я знала, что прохладные, но все равно ощущала жар раскаленного железа. Каждый раз, как в тот первый. Пальцы нарисовали невидимые линии, проникли под тонкую тесьму бретельки, обласкали кожу и, наконец, дотронулись до уродливого тавра на лопатке. Его тавра.
Многие сгорали от страсти только от одного прикосновения этих рук, знаю, видела. Я же умирала от фантомной боли. Секунды превращались в года. Года в бесконечность. Хуже прикосновений Хозяина только его поцелуи. Но поцелуи он оставил на потом. Пока достаточно и пальцев. Наказать за то, что посмела без разрешения греться чужим теплом.
– Дорогая, как ты вовремя. Я как раз думал о тебе.
Молчать. Ни звука, говорить можно, когда Хозяин разрешит. Иначе станет только хуже.
– Знаешь, сегодня ты выглядишь по-особому прелестно. Это платье тебе к лицу.
Еще бы, ведь это платье купил он, как и многие другие. Да что я лгу! Купил всю мою одежду, начиная от чулок, заканчивая шляпками.
Чужие пальцы дотронулись до щеки, коснулись уха.
– Повернись, дорогая, я устал говорить с твоей спиной.
Я повернулась прямо на стуле, глаза опустила в пол.
– Встань, погляди на меня, – приказал Хозяин.
Подчинилась, пряча дрожащие руки за спину. Подняла голову, одновременно желая увидеть его лицо и больше никогда не встречаться с ним взглядом. Вынимающим душу взглядом Хозяина.
– Любуешься, – он не спрашивал, утверждал. – Любуйся, разрешаю.
Его сложно назвать красивым: острый подбородок, узкие губы, с горбинкой нос. Блеклые голубые глаза смотрели прямо, черные с проседью волосы были гладко зачесаны назад. На вид ему не дашь и сорока, но я знаю, он гораздо старше. Опытнее, сильнее.
Иногда он казался мне особенно уродливым, особенно когда растягивал губы в подобие улыбки, приподнимал правую бровь, вот как сейчас. Хотелось отвести взгляд, чтобы только не видеть эту пародию на человеческие эмоции, но я не могла. Ледышки, по недоразумению названные глазами, не позволяли. Держали крепко.
– Знаешь, дорогая, давно мы развлекались.
Его улыбка стала еще шире, расстояние между нами еще меньше, власть льда еще больше. Когда я на каблуках, мы одного с ним роста, но Хозяин все равно нависал надо мной как гора. Гора-вулкан, покрытая снегом.
– Что скажешь? Говори.
Прямой приказ, не смолчать, а так хотелось откусить себе язык. Очистить болью разум, прогнать холод, обволакивающий с ног до головы. Ведь его развлечение – это всегда чьи-то страдания.
– Да, Хозяин, – проговорила едва слышно.
– Что ты сказала? Не слышу. Повтори.
Я сжала зубы, стиснула со всей силы кулаки.
– Повтори, Паулина.
