Стояло знойное, невыносимо жаркое лето. Улицы опустели, ведь кто в здравом уме добровольно сунется на такой солнцепёк!
Нужно было вставать, но после двухнедельного отдыха привычка просыпаться рано уже окончательно отмерла, пересилить себя было сложно. Жмурясь от лучей солнца, проскальзывающих сквозь узкую щёлку плохо задёрнутых занавесок, я всё же приоткрыл глаза и взглянул на часы, что висели на стенке напротив. Без пятнадцати восемь! Сонливость как рукой сняло. Схватив со стула помятую майку с шортами, умывшись, позавтракав тем, что было на столе, и захватив собранный с вечера рюкзак, я вылетел из квартиры и, перепрыгивая через две ступеньки, ринулся вниз по винтовой лестнице. Спустившись на два этажа, я вспомнил, что оставил входную дверь открытой!
Взмокшый от спусков и подъёмов, я выбежал на улицу. Солнце заливало всё вокруг нежно-жёлтым светом, было непривычно пусто – не видно ни души. Дыхание сбилось, ушибленная на бегу коленка ныла, но медлить было нельзя. Страх опоздать заглушал и боль, и усталость. У меня было три минуты и километр расстояния до школы – шанс успеть стремился к нулю…
«Ещё немного, поворот, а за ним – автобус. Вот бы успеть, вот бы успеть!» Огибаю угол школы – пусто: ни одноклассников, ни учителей, ни автобуса. «Неужто уехали без меня?!» Взглянул на наспех надетые часы – тридцать две минуты восьмого. Недоумение: ещё не до конца проснувшийся мозг решительно отказывался воспринимать и анализировать полученную информацию. Взгляд мой так и застыл на равномерно тикающих часах.
Словно оттаивая, всплыло воспоминание о настенных часах, с которых началась вся утренняя суматоха. И тут я вспомнил: «Точно! Секундная стрелка не двигалась – часы стояли! Видимо, вечером часы остановились». Обиду и злость на самого себя – вот что я тогда чувствовал. А день ещё не успел начаться, но уже успел подпортить мне настроение.
Я не стал возвращаться домой. Купленная на днях книга оказалась кстати, и я с головой окунулся в мир рыцарей и турниров.
Тишина и прохлада тенька, отбрасываемого молодой вишней, смягчили мою раздражённость. Ветер тихонько шелестел листьями, а в воздухе пахло утренней свежестью. День стал казаться не таким уж и плохим.
Вскоре неподалёку от меня стали собираться мои одноклассники. Меня хоть и заметили, но поболтать ко мне никто не подошёл: не было у меня среди них приятелей.
Услышав шелест травы, я обернулся и увидел сонную Петину физиономию. Волосы взъерошены, сам еле волочится. Видно, не я один отвык рано просыпаться. Встал, отряхнулся, протянул руку. Он её пожал, но руку я не убрал. В меня упёрся недоумевающий взгляд. Секунда, две, три…
– Забыл, – тихо промямлил он, опустив глаза.
– Кто бы сомневался, – ответил я. Одолжил я ему две недели назад том Толстого, взятый из библиотеки, да он так и не вернул его мне, а из библиотеки уже штрафом грозятся. «Ну, ничего, как говорится: прорвёмся», – утешал я себя.
Петя всё ворчал про несправедливость учителей и несправедливость жизни: «Где ж это видано, чтобы учеников летом заставляли вставать чуть ли не с первыми лучами солнца?»
Приехал автобус, все начали, толкаясь и бранясь, занимать «свои» места. Нам, как людям, стоящим на последней ступени в классной иерархии, достались места сразу за учительскими, где нужно было сидеть тише воды, ниже травы.
Поездка, впрочем, как и сам автобус, оказалась на удивление приятной. Ветер, дувший из открытого окошка, спасал от жары. Хоть на задних сиденьях и галдели всю дорогу, читать мне это не мешало. Строчка за строчкой… читалось сегодня особенно приятно и легко. Приятель, сидящий рядом, думал о чём-то своём. Автобус время от времени слегка потряхивало на выбоинах, шею приятно припекало июньское солнце…
…Дугой изгибался горный хребет, покрытый пышной зеленью; за спиной – море с равномерно накатывающимися волнами; не видно ни души; ветер, степенно колышущий высокую траву, доносит слабый запах моря. И посреди огромного пустого луга стоит одинокая яблоня с сочными ярко-алыми плодами. Яблоки спелые, тяжёлые, ветки под их тяжестью прогибаются и склоняются к земле. По листьям, зелёным, словно сама жизнь, скатываются капельки утренней росы. Я тянусь за яблоком, но внезапно, в мгновение ока, небо затянулось чёрными, не пропускающими ни луча солнца тучами, ветер перестал дуть, земля из-под ног как будто исчезла. Время застыло. Рука всё ещё тянется за яблоком, а глаза медленно опускаются вниз. Ничего… Под ногами не было абсолютно ничего, лишь бесконечная тёмная бездна. На лбу выступили капельки холодного пота – моё тело стало проваливаться в никуда. Я закричал от страха, точнее, хотел закричать: я не смог произвести ни звука. Вспомнился отрывок из учебника по физике: «Звук – это волна. Из этого следует, что для его распространения необходима материальная среда. В вакууме звук не распространяется…» Голова кружилась, тело теряло силы. Шокированное и уже измотанное сознание из последних сил стонало: «Нет… нет… не хочу… н е х о ч у…»
