Было бы на что обижаться, а обида не заставит себя ждать.
Хорошо, что при всех изменениях, творящихся в мире, осень всё-таки осталась пока. Правда, за давностью лет ее не особо-то и сравнишь с теми, которые были раньше. Но листья желтые, и загорать никто не ломится, так что осень… Сентябрь опять же.
Жизнь на двузначных этажах располагает к созерцательности.
Чувствовал бы я себя несчастным, если бы этого не было?
Вряд ли. Считать по осени мне некого, приливы вдохновения лично у меня – штука не сезонная. Календарь уже лет двести как сам по себе существует и с погодой почти никак не связан.
Можно ли без осени прожить вообще? Да конечно можно. Сотрется когда-нибудь начисто и память о ней, и потребность шуршать листиками.
А сейчас вот смотришь и думаешь – хорошо… Появляются из глубины души мысли отправиться в лес нетронутый, замерзнуть как следует, отогреваться у костра огненным чаем, а может еще чем погорше…
Мыльным пузырям подобны эти мысли. Появляются стаями и лопаются одна за другой.
Опыт – штука серьезная. Даже если найдется не сильно искалеченный цивилизацией лес, то или замерзнуть там не получится так, чтобы захотелось сидеть в нем дальше и отогреваться, или дождик случится, и никаких костров. Обидно…
Попытки воплотить именно те мечты, которые выстраиваются последовательно, ярко и подробно, с отголосками сопутствующего счастья, завершаются гарантированным обломом. Хотя бы они и казались простыми.
Секрет, я думаю, в том, что витая мыслию в облацех, о неприятностях и превратностях, неизбежно сопровождающих нас по жизни, думать не получается или просто не хочется. Это уже не совсем мечтание, если вожделенная осенняя прогулка соседствует в голове с весьма вероятным последующим походом к врачу из-за переохлаждения. Даже совсем не мечтание.
Выходит, что пробовать надо неустанно, работать над воплощением, преодолевать преграды, и получишь ты, неуемный человече, свое желаемое – в большинстве подробностей с удовлетворительным результатом, в конце концов.
Но не вдруг, а уже будучи экспертом в области географии осенних полянок километров эдак на сто вокруг и специалистом по кострам на мокрых дровах. Правда, будет полученное не столько желаемым, сколько выстраданным и заслуженным. А это тоже облом.
И стоит опыт аки камень на распутье, так что не объедешь в три дня, и написано на нем всякое. В том числе и то, что меньше хотений – больше радости, а за подарки судьбы всё равно придётся платить.
У Цвейга еще жестче. «Жизнь никогда не дает что-то бесплатно, и всему, что преподносится судьбой, тайно определена своя цена».
Я вернулся к работе. Точнее, не совсем к работе, а как бы это назвать… Удовольствие я получал – тут и сомнений нет, и людей, которые пришли и спросили бы меня, почему я не работаю, тоже не было. Но и любимым делом это точно не являлось. Просто в какой-то момент я стал украшать шахматные фигурки орнаментом. Белые у меня уже давно покрылись скандинавской вязью, а черные как-то не очень ладились. Видимо, сама идея использовать для украшения слонов узоры, изобретенные в племени борроро, была сгоряча принята мной за удачную.
Зато инструмент был отменный. Резец удобно лежал в руке и был сказочно острым. За все время работы ни одного волокна он не порвал, прекрасно реагировал и на нажим, и на закругление. Так что удовольствие в последнее время сводилось именно к его использованию. Да и спешить было некуда.
Где-то через час от однообразного нарезания маленьких кружочков рядами в глазах стало рябить, мне захотелось размяться. Еще через пятнадцать минут я встал и принялся потягиваться. Сделал я не более пятой части от того, что планировал, и уже ощущал себя виноватым за леность. Статистика последних дней показывала, что сегодня я уже за работу не возьмусь. Может быть, и завтра тоже. Но наводить образцовый порядок в мастерской не хотелось. Для успокоения совести я несколько раз махнул щеткой, сдвинул обрезки на край стола, после чего отправился на кухню.
В конце концов, я никому, кроме себя, не давал обещаний, не ставил никаких сроков завершения художественных трудов, а самообман – дело привычное. Возможно, даже необходимое.
Когда-то давненько я брался предавать бумаге свои воспоминания, мне казалось, это будет как минимум интересно. Потом, по зрелом размышлении, мне стало очевидно, что извергаемый на предполагаемого читателя поток сознания было бы здорово разделить на короткие рассказы, а взаимосвязь событий во всем их хитросплетении положить как широкие мазки на полотно, дабы общую картину было видно только по осмыслении всего – как бы издалека…
Начал я тогда резво. Вставал рано, завтракал, брался за дело и работал подолгу, далеко за пределами приятной усталости. Уже на третьем рассказе стали возникать настолько крутые повороты сюжета и отчаянные психологизмы, что я взялся по-свойски подмигивать портретам классиков. И вдруг остыл. Быстро и, наверное, навсегда.
Каждое описанное мною событие обрастало дюжиной, а то и более, следствий, и я просто начал в них тонуть… Попытался представить себе читателя, которому предстоит разбираться в создаваемых мною дебрях – стало жалко и его, и себя.