ИЗ БЫВШИХ
Соседи деда Бориса не жаловали. Его не то чтобы не любили, скорее, опасались, как опасаются запойных пьяниц, дебоширов и сумасшедших.
Спиртного дед Борис не употреблял, в драках замечен не был, зато часто разговаривал сам с собой, бормоча под нос какую-то абракадабру. Еще он отчего-то не любил галок, ворон и крупных бездомных собак, забредавших на кривую улочку частного городского сектора, в котором он жил. Старик осыпал их ругательствами, замахивался палкой, а иногда даже швырял в их сторону камни. Почему он так ведет себя по отношению к этим животным, было неясно, ибо других зверей Борис Сергеевич уважал: голубям горстями кидал зерно, соседских собак, не скупясь, угощал куриными и свиными потрохами, а кошек – мелкой рыбешкой, которую ради развлечения ловил в местной речке.
Своя животина у деда тоже имелась – толстый полосатый кот Макар, трехцветный петух Илларион и дворняга Бурый, которого сам хозяин по-простецки величал Буркой. То, что этим троим живется у Бориса хорошо, было видно невооруженным взглядом – их сытый довольный вид говорил сам за себя.
С соседями, коими преимущественно были его ровесники, старик общался нехотя и только по делу. Тех это вполне устраивало, ибо собеседником дед Борис был не ахти каким интересным, говорить предпочитал кратко и все больше молчал.
- Это у него профессиональное, - утверждали соседи. – Он же этот… из бывших. В МВД раньше служил – долго, лет тридцать. Все силы службе отдавал. В сорок лет уже седой был, как лунь. Там-то, небось, головой и двинулся.
Все это и многое другое соседи сообщили мне и моему горячо любимому супругу Максиму в тот самый день, когда грузовая газель привезла нас и наши нехитрые пожитки к одному из местных домов – старой одноэтажной развалюхе, купленной за символическую плату (собственно, никакую другую плату мы, по причине скромного финансового положения, осилить бы не смогли) у приятеля одного из Максимовых коллег.
Стоило перетащить в дом сумки с вещами и коробки с посудой и бытовой техникой, как на наше крылечко один за другим потянулись старики и старушки. После знакомства и подтверждения того, что теперь в этой избушке будет жить наша молодая семья, каждый визитер считал своим долгом сообщить, что жилье мы выбрали крайне неудачное. Одни охали по поводу ремонта, который наверняка влетит нам в копеечку, вторые сетовали на отсутствие нормальной инфраструктуры («У нас с магазинами беда – один на всю улицу, и тот работает до семи часов вечера. У вас есть дети? Нет? Вот и не торопитесь с ними. До ближайшего детского сада надо полчаса на автобусе ехать. А до ближайшей школы еще дольше»), третьи, понизив голос, сообщали, что наш дом считается в их частном секторе «неспокойным». Мол, все двадцать лет, что он стоял заколоченным, из-за его стен раздавались стоны и чей-то плач.
- Сосед ваш, Борька, советовал прежним хозяевам этот дом просто оставить, - рассказывала нам бойкая пухленькая старушка, представившаяся Антониной Дмитриевной. – Забейте, говорит, в нем окна-двери, и никого сюда не пускайте. Маша – мать парня, что вам хоромы эти продал, его почему-то послушалась. Хибару свою замкнула и в другой район города переехала. А вот сынок ее, Петька, на Борькины советы плевал с высокой колокольни. Как мать преставилась, живо домишко на продажу выставил. Два года продавал! Мы с соседкой уверены были, что так и не продаст. Слишком уж тут все запущено. Нормальный-то ремонт Петька делать поленился. Обои только в двух комнатах переклеил, да плинтуса новые прибил, чтобы из подпола не сильно сквозило. А вот, гляди-ка, - продал! Борька, кстати, очень этим делом был недоволен. Ворчал, да фыркал, как старый утюг. Вы на него, если что, внимания не обращайте. Не в себе он маленько…
Если честно, байки соседских стариков нас с Максом не слишком впечатлили. За ту цену, что мы заплатили за этот дом, можно было потерпеть и отсутствие торговых центров, и вопящую хтонь. Ненормальный сосед опасений тоже не внушал. Мне тогда почему-то подумалось, что познакомимся мы с ним не скоро.
Как потом выяснилось, в последнем я была не права. Борис Сергеевич явился к нам в гости в тот же вечер - после того, как ушли прочие визитеры.
Это был высокий поджарый старик с белоснежными волосами, гладко выбритым лицом и цепким взглядом. Вопреки предсказаниям соседки, вел он себя адекватно и даже мило. Представившись, предложил помочь с обустройством и мелким ремонтом. Деликатно поинтересовался, откуда мы родом и почему решили поселиться так далеко от городского центра.
То, что этот человек раньше служил в МВД, я вспомнила спустя два часа, когда обнаружила его, сидящим за нашим столом. Сосед неторопливо пил чай и с интересом слушал оживленный рассказ моего обычно молчаливого мужа о его родственниках и друзьях.
- Хорошие вы ребята, - дождавшись паузы в разговоре, сказал Борис Сергеевич. – Жалко мне вас… Скажите-ка, бабы наши вам уже рассказали, что этот дом считается в здешних местах неспокойным?
Мы с Максом переглянулись.
- Значит, рассказали, - кивнул старик. – Про то, что я считаюсь местным сумасшедшим, тоже, наверное, сообщили. Я, ребята, ни подтверждать, ни опровергать это мнение не стану. Надоело. А вам вот что скажу: уезжали бы вы из этой избы по добру, по здорову. Лучше прямо сейчас. Для житья она не пригодна. По крайней мере, пока.
