Ранний рейсовый автобус, объезжавший «петлю» по грунтовке, остановился за два километра до деревни и загремел всеми железками, отправляясь к следующим пунктам, которые лишь с натяжкой можно было назвать населёнными. За час ходьбы дорогу дважды перебегали зайцы, с обочины, не слишком торопясь, семенили ножками крупные ежи, и повсюду заливались соловьи.
Наконец из заброшенных садов стали стыдливо выглядывать такие же заброшенные домики. Между старых изб вдоль речки иногда сверкали глянцевыми боками дачные строения. Дом бабушки находился на самом краю деревеньки.
Вадик с сомнением осмотрел кнопку звонка на выцветшей двери, выкрашенной коричневой половой краской. Через неё проглядывала старая, синяя. Доски веранды ещё сохраняли синий поблекший цвет. Когда-то веранда цвета неба с белыми окнами служила украшением двора, а сейчас её закрывали разросшиеся кусты, стебли крапивы и репейника. Вадик прикинул объём работы, вздохнул и нажал кнопку.
После долгого молчания, когда он хотел уже барабанить кулаком, за дверью послышалась шарканье ног; бабушка откинула старый тяжёлый крючок. Сначала Вадик решил, что мать с отцом зря паниковали, и бабушка выглядит вполне прилично. Лишь оказавшись в комнате, он обратил внимание на неестественную бледность её лица.
– Ну, как ты, бабуля? – спросил он, наклонившись и чмокнув её в щёку.
– Давление скачет, сердце болит. Никакие таблетки не помогают уже. Видно, отжила я своё – к деду пора.
От бабушки действительно пахло лекарством и чем-то ещё. Мелькнула мысль, что он вдыхает запах не самого человека, а вещей, его окружающих. Только они подтверждают его присутствие в этом мире.
– Ты это брось, – растерянно произнёс Вадим, присаживаясь на старый табурет. – Мне приказано за неделю поставить тебя на ноги.
Бабушка махнула рукой и промокнула ладошкой влажные глаза – сначала один, потом другой. По устной инструкции матери он измерил ей давление, достал лекарство, дал по списку «сердечное», «успокоительное», «от давления», достал контейнеры с котлетами, батон колбасы, сыр, кексы.
– Есть так рано не хочу, – запротестовала бабушка. – Возьми молока в холодильнике, бутерброд себе сделай, отдохни с дороги, а позже за столом посидим. Постели себе в маминой комнате.
В бывшей комнате мамы помещались лишь допотопная железная кровать, самодельный стол и этажерка. Одежду вешали на стул или на гвозди, забитые прямо в дверь. На этажерке стояли вперемешку томики стихов и фантастики, самоучитель по английскому, лежали стопкой старые тетради. На верхней полке сидел облезлый плюшевый медведь неопределённого цвета в окружении флакончиков духов и коробочек.
Кровать была главным украшением комнаты: покрыта самодельным одеялом, с горой подушек под кружевной накидкой, с ярким, расшитым цветами ковром на стене. Наверное, она была слишком низкая, потому что, когда Вадим бухнулся на лоскутное одеяло прямо в кроссовках, в половину окна на него посмотрело огромное небо. Лишь внизу, играя световыми бликами на листьях, пробивались в оконный пейзаж зелёные ветви яблони. Он прикрыл веки от яркого света и почти сразу же уснул.
– Странный экземпляр, – медленно произнёс над ним скрипучий голос.
– Нормальный. Давай сделаем так, чтобы он видел, – предложил в ответ звонкий.
– Не получится. Зачем он тебе? Смотри, какая мёртвая зона в этой области. Суженное восприятие, – ворчливо заметил Скрипучий.
– А сколько связей в подкорке! С ним можно работать! – упорно возражал Звонкий.
– Ха! В подкорке! В подкорке мы все гении! А в сознании с такой обширной искусственной зоной подавления человек становится или дебилом, или маньяком!
– Он не маньяк! Он циклоид!
– А кто такой циклоид? – решил вмешаться в спор Вадик и проснулся.
В тесной комнате пусто. На небо за окошком наползла стайка облаков. Листья яблонь уже не отбрасывали тень друг на друга, не играли бликами, а выглядели однообразными, серо-зелёными. Вадик потянулся к планшету: разряжен. Достал телефон: нет связи.
В комнату заглянула бабушка и позвала «попить чайку». В центре стола, покрытого блестящей клеёнкой, рядом с эмалированным синим чайником стояли бокалы в горошек, на тарелке – стопка блинчиков, на блюдце – малиновое варенье. Вадик торопливо шагнул к столу и схватил блинчик, даже не успев присесть. Бабушка подвинула табурет и с удовольствием наблюдала за тем, как он проглатывает её стряпню.
– Проголодался? К вечеру борщ тебе сварю. Ты блинчики-то чаем запивай! Чай заварила на смородинке. Такой душистый! А мне после лекарства легче стало. Даже огородик полить вышла. Там огурчики ранние посажены. Дня через три угощу. А к вечеру прошлогодних банку открою. С картошечкой вкусно. Мама на обед картошку варит или на макаронах живёте?
– Бабуль, нас до шести вечера никого в квартире не бывает. Перекусить в городе можно на каждом шагу. А дома утром – кофе, вечером – чай. Колбаска, сыр, пиццу закажем. Нет, по выходным-то она на кухне отрывается.
– Совсем город девку испортил, – вздохнула бабушка. – Как она готовить любила: пироги пекла, торты освоила… А салаты какие придумывала!
