Заключительные часы своего президентства, которому наверняка суждено вызвать еще меньший интерес историков, чем даже пребывание в этой должности Уильяма Генри Гаррисона[1] (тридцать один день от инаугурации до кончины), Артур Морган проводил в Овальном кабинете в обществе единственного оставшегося у него друга и размышлял о последних решениях, которые предстояло принять. В эту минуту ему казалось, что в течение четырех лет он все делал не так, но был не вполне уверен, сумеет ли за считанные часы хоть чуточку что-то подправить. Его друг тоже не был в этом убежден, хотя, по обыкновению, говорил мало и лишь то, что президент хотел услышать.
Они говорили о помилованиях – отчаянных просьбах воров, растратчиков и лжецов, сидевших за решеткой или сумевших этого избежать, но мечтавших восстановить доброе имя и драгоценные права. Все они называли себя друзьями, или друзьями друзей, или искренними сторонниками, хотя мало кто из них имел возможность выразить президенту симпатии до этих последних минут. Как ни печально, четыре бурных года руководства свободным миром свелись к жалкой стопке прошений кучки мошенников. Кому из жуликов разрешить снова заняться любимым делом? Этот вопрос вопросов стоял перед президентом в его последние часы в Белом доме.
Означенным другом был Криц, старый товарищ по студенческому братству в Корнеллском университете, когда Морган возглавлял студенческое самоуправление, а Криц содействовал ему возле избирательных урн. На протяжении истекающего четырехлетия Криц в разное время занимал должности пресс-секретаря, руководителя аппарата Белого дома, советника по национальной безопасности и даже государственного секретаря, хотя на последней должности он продержался всего три месяца и был спешно отозван, поскольку его уникальный дипломатический дар едва не привел к Третьей мировой войне. Последнее назначение Криц получил в октябре прошлого года, в безумные недели отчаянных усилий Моргана добиться переизбрания. Криц возглавил его предвыборную кампанию, когда опросы показывали серьезное отставание президента по меньшей мере в сорока штатах, и сумел восстановить против Моргана остальные, кроме разве что Аляски.
Эти выборы достойны называться историческими – никогда прежде действующий президент не получал столь ничтожного количества голосов избирателей. Если говорить точно, всего три, и все три – от Аляски, единственного штата, который Морган вопреки совету Крица не посетил в ходе избирательной кампании. Пятьсот тридцать пять голосов получил соперник и три – президент Морган. Слово «обвал» даже отдаленно не отражало масштаба разразившейся катастрофы.
Когда голоса были подсчитаны, соперник, следуя чьему-то глупому совету, решил оспорить результаты выборов в штате Аляска. «Почему бы не получить все пятьсот тридцать восемь голосов?» – рассуждал он. Никогда еще кандидату в президенты не подворачивался шанс разгромить соперника с рекордным сухим счетом. В течение шести недель президент вынужден был испытывать новые страдания, пока в Аляске продолжались судебные тяжбы. Когда Верховный суд в конце концов вручил ему три голоса выборщиков от этого штата, Морган с Крицем откупорили бутылку шампанского.
Президент Морган возлюбил Аляску, хотя утвержденные результаты голосования в этом штате дали ему ничтожный перевес – всего в семнадцать голосов.
Ему следовало воздержаться от посещения гораздо большего числа штатов.
Он проиграл даже в Делавэре, своем родном штате, просвещенный электорат которого некогда дал ему возможность провести восемь беспечных лет на посту губернатора. И точно так же, как он не нашел времени для поездки на Аляску, его соперник полностью проигнорировал Делавэр – не создал там группу поддержки, не разместил рекламу на местном телевидении и не заглянул туда даже проездом. И все же получил 52 процента голосов!
Криц расположился в глубоком кожаном кресле, держа на коленях список сотни дел, которые надо было завершить безотлагательно. Он смотрел, как президент переходит от одного окна к другому, вглядывается в темноту, размышляя, по всей видимости, о том, что все могло сложиться совсем иначе. Он был угнетен и унижен. В пятьдесят восемь лет жизнь его кончена, карьера – в руинах, брак близок к крушению. Миссис Морган уже вернулась в Уилмингтон и открыто смеялась над перспективой жизни в хижине на Аляске. Криц втайне сомневался в способности своего друга до конца дней жить охотой и рыболовством, хотя перспектива оказаться на расстоянии двух тысяч миль от миссис Морган выглядела более чем привлекательной. Они могли бы победить в штате Небраска, если бы кичливая аристократка первая леди не назвала местную футбольную команду сунерсами[2].
Сунерсы штата Небраска!
Морган моментально скатился вниз в рейтингах общественного мнения и в Небраске, и в Оклахоме, но подняться так и не сумел.
А в штате Техас она попробовала кусочек знаменитого техасского чили[3], и ее тут же прилюдно вырвало. Мадам срочно отправили в больницу, но микрофон успел ухватить ее до сих пор не забытые слова: «Как вы, бедные туземцы, можете брать в рот эту жуткую гадость?»
