Под общей редакцией В. Дорофеева
Руководитель проекта И. Серёгина
Корректоры М. Миловидова, Е. Аксёнова
Компьютерная верстка А. Фоминов
Дизайнер обложки О. Сидоренко
Иллюстрации на обложке Shutterstock
© Виктория Завьялова, 2014
© Иллюстрации, Арина Орлова, 2014
© ООО «Альпина нон-фикшн», 2014
* * *
В спокойное от политических волнений, беспорядков и выяснений отношений на пьяную голову поздно ночью у бара британцы очень вежливы. То есть нет, даже крайне вежливы. Вы наступите бритту на ногу – он вам скажет «извините». Двинете его локтем в метро почем зря – опять попросит прощения. Налетите на него со всей дури, торопясь куда-то по своим делам, – а он вам опять: мол, «сорри». На представителей других наций, только приехавших в Англию, впечатление это производит неизгладимое. В первое время кажется, что все островитяне как будто «малость пришибленные» и чувствуют себя во всем виноватыми. Но, нет, это простая человеческая вежливость. Вы же не специально налетели на него, отдавили ногу, обидели и втоптали в грязь? Вероятно, уже сами мучаетесь от содеянного. Почему бы, собственно, не извиниться первым? Ведь тогда в вас наверняка проснется совесть, и, лучезарно улыбаясь, вы ему тоже скажете: «Ну, и я тоже сорри, добрый человек».
«Каждая страна существует в своем маленьком замкнутом мирке, – сказал мне как-то один профессор в зеленой Британии (фраза эта была настолько хороша, что я даже засомневалась, а не позаимствовал ли он ее у кого-нибудь из великих). – Только выйдя за пределы своего мирка и попав в другой, можно по-настоящему понять что-то о своей стране и, самое главное, о себе». Теперь, пережив и переосмыслив опыт нескольких последних лет, я точно знаю: профессор был прав.
Я уже не помню, как началась моя история любви с Британией, и в особенности с Лондоном. Возможно, с имени Виктория, которое носят улицы и скверы, парки и крупнейший вокзал. Порой мне казалось, что окружающие люди только и говорят обо мне. «Виктории» в Британии так много, что это имя уже стало нарицательным и надолго дало мне ощущение принадлежности, дома. А, может быть, с сумасшедшей белки, которая как-то раз укусила меня в Гайд-парке. Тогда я была в Лондоне в первый раз, юной туристкой, которая даже и не мечтала о том, что когда-нибудь будет учиться и работать в одном из самых восхитительных городов мира. Я просто кормила белку орехами, а та ни с того ни с сего вдруг тяпнула меня за палец. Кровь текла на землю, люди вокруг советовали немедленно бежать к доктору, потому что «это может быть бешенство». А я посмотрела в хитрые беличьи глаза и поняла, что может быть, однажды (нет, совершенно точно!) вот возьму и вернусь сюда.
На залитой первым весенним солнцем крыше сидел человек в застиранной рубашке и рваных штанах. Он играл на банджо и пел какую-то нехитрую песенку. Кажется, это было что-то из репертуара U2, искаженное и упрощенное до неузнаваемости.
Дом стоял так близко к железнодорожному полотну, что из окна поезда можно было разглядеть и его счастливое, освещенное солнцем лицо, и дырки на старых трениках, и грязное окно, и нехитрую убогую обстановку комнаты, такую обыденную и привычную для Хакни – одного из самых непривилегированных и при этом самых живых, артистичных и необыкновенных районов Лондона.
Поезд на Ватерлоо не двигался уже минут пятнадцать. За это время машинист извинился раза три. Но, увы, ситуацию это не меняло. А значит, мой супервайзер, скорее всего, уже аккуратно пометил в тетрадочке опоздание напротив моей фамилии. Люди в переполненном вагоне жмурились от солнца и ждали, как обычно, стойко и тихо. Лишь кто-то фыркнул «Oh, typical» (крайняя степень возмущения для британца) в ответ на сообщение машиниста о том, что в очередной, сто сорок первый, раз что-то произошло то ли с сигналами, то ли на путях. По лицам было заметно, что думают люди в вагоне – скорее всего, о том же, о чем и я: «Черт бы побрал этот кризис, консерваторов, корпоративный кодекс и в особенности British Railways». И еще – немного завидуют этому безработному парню, поющему на крыше, хоть он и живет в такой ужасной дыре, прямо у железной дороги.
Когда-то в одном из таких домов с тонкими стенами, где вечно холодно и дует даже от пола, жили и мы, впятером в трех комнатах. Вместе плакали и смеялись. Вместе накрывали на стол и экономили фунты, чтобы заплатить за электричество. Вместе выводили клопов и грелись у газовой плиты. Вместе читали книги и смеялись над бестолковыми видео в YouTube. Вместе отмечали Рождество, пели и танцевали вокруг стола, а соседи смотрели нас из своих окон как телевизор, иммигрантское реалити-шоу.
Кажется, это было очень давно, целую жизнь назад. Мы приехали в Лондон в самый разгар кризиса. Польскому химику и микробиологу Ханне удалось устроиться в какую-то компанию, занимающуюся исследованиями предпочтений населения в области мусоропереработки. Она вставала в шесть часов утра, чтобы «исследовать» чужие мусорные бачки в различных районах города. Затем Ханна составляла отчет о том, кто, как и почему не разделяет мусор на бумажный, пластиковый и всякий прочий.
