***
Не дай мне потеряться средь рутины,
Не дай мне утонуть в твоих глазах.
Я знаю, ты в печали вспомнишь имя,
Что некогда не стоило рубля.
Заворотив в кармане дуло,
Пишу тебе последнее письмо,
Как не привычно же, что любят,
Когда тебе не все равно.
Ты вспомнишь некие стихи,
Черновики в плену стакана,
Как заплывают за буйки
Порывы мистера романа.
Ты вспомнишь некие пенки,
Гуашь, засохшую в экране,
Ну и конечно же, банты,
Что наряжался перед вами.
Моя судьба открыта мукам,
Иду по скошенной траве,
Природа умерла когда-то утром
С приветами к твоей войне.
Не все из нас бывали в море,
Но каждый погибает в синеве.
Как стужа кажется любовью,
Так и бардели в суете.
Купить твою любовь мне мало,
На день, на два. Но в чем же суть?
Раскопошите, прям на эстакаде
Мою увесистую грудь.
***
Я мчу к тебе с хорошими вестями.
Стихи об этом много говорят.
Как повернешь, туда и встанет.
Учили многие, но был дурак.
Мне теплит душу наша встреча,
Пред ней я думал, что умру.
Как наше время быстротечно…
Недавно было близ нулю!
Как на Ла-Манше песнь заводят,
Так там цветёт и синь, и медь.
Ты для меня обед в заводе,
Ты для меня несущий плеть.
Как жить, чтоб дух не распороли?
Как веять счастьем, чтобы жить?
Мой друг, меня не побороли,
Ведь бунт таков, он может заразить!
Подобно астме и запою,
Мне нужен маленький флакон,
Что отправляешь бандеролью
В совсем родной тебе район.
Ты пишешь что-то о тетрадях,
О вероломстве бытия,
И сам себя, порой, теряя,
Ты отправляешь вновь себя.
Как жадно мы глотаем воздух,
В пору совместного житья,
Так жадно мчим мы на свободу,
Болтаясь в прутьях кутерьма.
Ах, я забыл благие вести!
Мне память друг, а время враг.
Мой друг даёт забыть невесту,
А время тащит в саркофаг.
Я очень болен, я ослаб.
Судьба покажется мне болью.
Дарю тебе потешные укоры,
Что жизнь несёт меня назад.
И оттого я отрекаюсь,
Даруя другу вечный мой совет -
Пока живёшь, не близься к раю,
Там слепит пройгранный обет.
***
В поту ночном я днём проснулся,
Мерещился мне страшный сон,
Что лёд над мною затянулся
И что в груди нахальный звон.
Гоняя мысли и туманы,
Разворотив квартиру в шум,
Я принялся смотреть карманы
В наличии греховных дум.
Скребя монетой и ключами,
Нашел обрывок из газет
"ОБМАНУТ ЧЕРНЫМИ НОЧАМИ,
УБИТ КАК ЖАДНЫЙ ИМПОТЕНТ".
Сквозь зубы кровь, ладони плачут.
Ножи – не лезвие, а слог.
Я рву одежду. Как иначе?
Скажи, где чести, милый Бог?
И сердце больше не щебечет,
Сквозная пуля -
вон теракт.
Какая сильная натура
Способна истину внимать?
***
В часы ненастия и горя
Вам весть одну мне хочется прислать,
Что ныне волен я и боле
По вам не хочется скучать.
Что мой рассудок вновь не треснет,
Не затемнится голова.
Теперь поются к морю песни,
О Посейдоне все слова.
В часы распутного блудства
Мне кругозор покажется бетоном.
Не оттого ли грудь пуста,
Что я пошел на беззаконье?
Все мелом пишут и сияют,
А я стою в кругу один.
Пускай сейчас же расстреляют,
На публику выходит арлекин!
Какие звёзды и богатства?
Кидает в слезы нищета!
Коли я отчим суррогатства,
То обезличим мы царя!
К чему все вести и мигрени?
К чему письмо послал в закат?
Я вновь мечтаю об олене,
Я вновь поверил в чудеса.
Ведь в нашем замке часто плачут,
Звонарь с утра поёт в колокола,
А некто в ворот что-то прячет.
Неужто царского кота?
***
Вам по нраву лелеять другого,
Мне по стенам корябать, не спать.
Как мокрота проходит немного
Мои верности и благодать.
Все сгорает под ликами солнца,
Лунный взор дарует нам жизнь.
Все утопают в этом болотце:
Сирени, живое и быт.
***
Пути, дороги миновали,
Часы прошли, и вот она.
Стоит, прикованная взглядом,
Прозрачная любовь моя.
Лишь тонкий шелк прикроет шею,
Вуаль в глаза и зонт промок.
Я побегу вдоль яблочной алеи
К тебе в объятия, в замок.
По кругу лужи, дивный сад,
Твои глаза наполненны печали.
Ты не гляди пока назад,
Пока слова не зажурчали.
Мы просидим так у скамьи,
Пока луна не слепит взоры.
А позже, кинемся в тупик.
Нас окружают здесь заборы.
И как нам выбраться живым,
Не разорвав об пики кожу?
Полюбишь вновь меня иным?
Не ты одна на призрака похожа.
***
Какой звонок – такие сути.
Какой же взгляд – такой настрой.
Я божий раб, влиять на судьбы
Не принесет никак покой.
