Павел закрыл чемодан, снял его со стула, ее раз осмотрел и –поставил на пол. Сам сел рядом на стул, закрыл глаза и начал перебирать в уме, что еще осталось сделать, чтобы завершить сборы на предстоящую дорогу. Вещи все уложены, одежда приготовлена, документы, деньги –при нем, что еще не сделано?
Как всегда, без стука, в комнату вошла сестра, Ефросинья. Увидев Павла и стоящий рядом чемодан, удивленно протянула: «А куда это ты, братец мой собрался ? Никому ничего не говоришь, а сам уже и чемодан собрал!». «Кому надо – знают, куда я собрался, а тебе пока этого знать не обязательно. Придет время –Узнаешь!»– неохотно отозвался Павел.
«Так ты что хочешь – сбежать, а весь позор –нам оставить!»-взорвалась сестра, – «Ганка с твоим ребенком по селу ходит, топиться собирается, а он, видишь ли бежать собрался! Ты что, -вообще совесть потерял?!» .
«С каким ребенком, что ты мелешь!»-пытался что-то вставить Павел, но сестра распалялась все больше и больше: «Он еще и спрашивает! С твоим ребенком! Видел –какой у неё уже живот, никакие кофты не скрывают . Она мечется по селу и всем заявляет, что утопится, если ты её бросишь!».
«Как я могу бросить то, к чему никакого отношения не имею!»-прервал перешедшую на крик сестру, Павел, -«Я действительно с той Ганкой близко не общался, как она может такое говорить! И что она вообще от меня хочет?!».
«Расскажешь это нашей покойной бабушке!– закричала Фрося, – «Ганка моя лучшая подруга и она мне все рассказала, что, где и как было! Так что ты так легко от неё не отвяжешься. Ишь, как решил вопрос- сбежать подальше, а весь позор нам с родителями оставить! Не выйдет!».
«Да пойми ты, -пытался остановить сестру Павел, -«Я на самом деле никогда с ней не был близок. Пару раз танцевал с ней в клубе, так она меня сама приглашала на дамские вальсы, один раз даже домой её провожал из клуба, так тоже она попросила. И- все. Больше я с ней не общался. Слышал про неё разное, но не обращал внимания, мне было безразлично. Если она говорит, что ребенок от меня – так это просто глупость. Как может быть мой ребенок, если я у неё -Не был!. Понимаешь- НЕ БЫЛ!».
«Мы с Ганкой, с самого детства вместе, и в школу ходили в один класс, и сидели за одной партой семь лет!»-не унималась сестра, – «Я все про неё знаю и она про меня –тоже, так что не выкручивайся, пожалуйста. Никуда ты не поедешь!. Сейчас пойду отцу все расскажу, он с тобой быстро разберется!»– выпалила Фрося и выскочила из комнаты, даже не закрыв дверь.
«Даже, если бы ты спала с ней на одной кровати, все свои восемнадцать лет»-бросил ей вдогонку Павел,– «Повторяю то, что сказал- я с Ганкой никогда близок не был! И, если раньше , она мне даже нравилась, то теперь, после того, как она так нагло и прилюдно назначила меня отцом её ребенка , я Ганку не то, что видеть, а даже слышать о ней не желаю ! Имей это в виду!».
Пару дней назад, у него уже был похожий разговор с отцом. Отцу было уже за пятьдесят. Был он не особо разговорчивым, как и большинство людей его профессии. Лучший и единственный кузнец на колхоз, считай и на все село . Невысокого роста, крепкий, жилистый, серьезный и высоко порядочный, он пользовался всеобщим уважением и у жителей села , и руководства колхоза. С его мнением в селе считались.
Отец зашел вечером к сыну в комнату , поздоровался, помолчал с минуту, а потом спросил: «Слышал от твоего бригадира, что ты подал заявление на расчет, что- хочешь уйти из колхоза?… Тебе дали новый трактор, по работе хвалят, в газете о тебе пишут, зарабатываешь неплохо , по сельским меркам, крыша над головой есть, так в чем дело, сынок ?. Что или кто, тебя заставляет все это бросить и искать какое-то другое счастье, где-то на стороне?. На днях ко мне в кузню заходила бабка Степанида, соседка моего старого друга, Григория Бондаря. Грабли у неё сломались, попросила починить. Так пока я ей поправил грабли, она мне столько наговорила про твои отношения с Ганкой, дочкой Григория, что мне чуть плохо не стало. И про то, что Ганка ждет от тебя ребенка, и, что ты её бросил, и, что она собирается в пруду утопиться и еще многое другое.
Я давно и хорошо знаю ту Степаниду и её язык, но ты можешь мне объяснить, что там у тебя случилось с той Ганкой. Ты же знаешь, мы с Григорием друзья с детства. Вместе ходили в школу, вместе парубковали, вместе прошли войну и – тут на тебе –такие новости?!».
«Отец!– спокойно ответил Павел, –я тебе хоть раз сказал неправду за все свои двадцать лет?. И сейчас говорю тебе честно – я никакого отношения ни к Ганке, ни тем более, к её ребенку –не имею. Судя по тому, что я об этом слышал- она сама не знает от кого у неё тот ребенок, по разным причинам, вот и назначила меня его отцом. Как я могу быть тем отцом, когда я никогда с ней не был! Повторяю- ни разу!.А после всего того, что она про меня наговорила по селу -я вообще её не желаю ни видеть, ни слышать.
Зная твои отношения с Бондарями –я решил , что будет лучше, если я отсюда уеду, иначе вся эта катавасия не закончится. А признавать себя отцом чужого ребенка, после её обвинений и угроз с самоубийством – это не для меня, да и для нашей семьи –тоже, при всех наших меж семейных отношениях. Спасибо тебе и маме за все, и простите меня, но я по-другому не могу. Поэтому и решил уехать, хотя и не хотел этого делать, так как – от добра – добра не ищут. Пойми меня правильно и попроси за меня маму, я не могу с ней говорить так, как с тобой. Прошу тебя».
