Миром, как известно, правят сильные. И деньги. Иногда деньги правят даже больше, чем сильные. И если бы у Рены было хоть немножечко мелочи, чтобы заплатить какому-нибудь грузчику за доставку чемоданов или имелось полкружочка на трамвай, эта история наверняка свернула бы куда-нибудь в иное русло.
Но два тяжеленных чемодана, которые хрупкой девушке пришлось так долго и далеко тащить на себе, выбрали поворот за свою хозяйку. Рена сан Марна подняла свои пожитки, чтобы поскорее удрать от этого чучела в одеяле. Но силы изменили ей. Коленки задрожали и подогнулись, руки затряслись и разжались.
Молодой человек выпростал из одеяла длинную волосатую конечность и подхватил падающую в его объятия девицу.
– П-п-простите, – только и пролепетала Рена.
– Прощаю, – ответил парень в одеяле, делая благословляющий жест, словно священник. – Вы по какому вопросу, сан?
– Ни по какому, – возмущённо сказала Рена. – Я хозяйка.
– Как удачно! Надо же! Я как раз думал на днях, что пора мне найти себе какого-нибудь нового хозяина… или хозяйку. Раз уж прежний помер и о его наследниках ничего не слышно. Решил, что три месяца миновали и никто не унаследовал меня.
– Между прочим, хозяином был мой отец, – оскорбилась Рена, вставая потвёрже на ноги.
Одеяльно-мохнатые объятия были неожиданно приятны, но не век же висеть на руке незнакомого парня?
– Да неужели? И почему он вам не рассказал обо мне?
– Откуда я знаю? Он в последнее время сильно болел. Заносите чемоданы, – Рена окинула взглядом молодого человека и помещение за его спиной, и на всякий случай прибавила:
– Будьте любезны.
– Значит, придётся побыть, – сказал парень. – Любезным, я имею в виду.
На первый взгляд, очень предвзятый и суровый, «офис» был настоящей дырой. Рена в две минуты обошла обе крошечные комнатушки и теперь пыталась унять рвущуюся наружу панику. «Как я буду здесь жить? На что мне существовать? Что мне делать? Мамочка, папочка, почему жизнь так ужасна? И сколько ещё пинков от неё я получу?»
Одна комната «офиса» представляла собой, видимо, рабочий кабинет и приёмную. Тут стоял внушительный и ужасно старый стол. Настоящее допотопное чудовище, каких изображают в учебниках по естествознанию. Семиклассники в городских гимназиях рассматривают их и пытаются остановить воображение! Дубовые ножки, широченная столешница, обитая чёрной кожей, конторка для письма и огромный блок для канцелярии – почти пустой. Возле стола приткнулся приставной столик поменьше, на котором уютно устроился однорукий граммофон. С виду ему было никак не меньше полусотни лет. Видно, один из первых граммофонов в мире. Позеленевшие медные части и пыльный раструб придавали аппарату древний вид и будили в Рене желание схватить тряпку и порошок для чистки.
На стенах, выкрашенных краской того самого унылого цвета, который не существует в природе, но часто встречается в присутственных заведениях, не нашлось ничего интересного. Кроме разве что нескольких следов от вынутых гвоздей да одинокого портрета мужчины в чёрном костюме. Рубашка, галстук, бакенбарды мужчины, его шляпа-котелок – всё было чёрное. Присмотревшись, Рена обнаружила, что портрет не фотографический, а написан масляными красками. Да так искусно, что оттенки чёрного не сливались. Бледное лицо и чуть раскосые глаза зеленоватого цвета не поражали красотой, но улыбка у мужчины была хорошая, добрая.
Рена не стала долго разглядывать картину.
Даже беглого взгляда на вторую комнатку хватало, чтобы распознать жилое помещение. Во всяком случае, пристенный буфет с маленькой столешницей, небольшая электрическая плитка, на вид вполне новая, и два стула, забросанные вещами, внушили Рене надежду. Вот сейчас она выставит этого наглеца, занявшего её офис, и будет здесь жить. Нет, сначала приберётся здесь и постирает постельное бельё.
Основную часть второй комнаты занимала кровать. Обширная и накрытая смятой простынёй. На полу валялась подушка. Смутившись от вида разобранной постели, Рена поспешила закрыть дверь. Взгляд её блуждал по кабинету, старательно обходя молодого человека в одеяле: рассматривать его девушка стеснялась.
– Значит, всё так плохо? – спросил он сочувственно.
– Вы можете уйти? – в ответ спросила Рена.
– К моему величайшему сожалению, не могу, – был ответ.
Она уставилась на него с вызовом и гневом. И только теперь заметила, что он очень даже славный. Не из сладких красавчиков, которые липнут к девицам в кафе или у входа в синематограф. Худощавый, русоволосый, с угловатым лицом и хитрыми серыми глазами. Рене понравились его красиво очерченные губы. Но ниже лица находилось голое тело, полускрытое клетчато-мохнатым одеялом, и это нервировало.
Парень в ответ на гневный взор улыбнулся, и улыбка придала ему сходство с господином на портрете.
– Я намертво привязан к офису агентства «Бонус» долговым рабством, сана Марна. Не в силах ничего поделать: договор подписан четырьмя лицами, украшен восемью печатями, в том числе длинной и круглой.
– Ну раз круглой, - Рена села на чемодан и зажала рот рукой, чтобы не выпустить наружу горестные рыдания.
Они, однако, прорывались сквозь пальцы. И слёзы, проклятущие слёзы.
