Сашка, крадучись, как вор, вошёл в комнату брата. Раньше эта комната была их общей, но болезнь Ильи постепенно вытеснила, выдавила Сашку из комнаты, отделила, отрезала его от брата. Говорят, между близнецами всегда возникает особая связь. Сейчас Сашка эту связь ненавидел.
Он сел на табурет у кровати, где Илья притворялся спящим. Сашка ждал, когда брату это надоест. Болезнь прочно обосновалась в комнате – всё говорило о ней: и гнетущий лекарственный запах, и капельница на пустом гвозде над кроватью. Раньше на этом гвозде висела их с Ильёй любимая картина – синий замок на фоне двух оранжевых солнц. Теперь картина пылилась на шкафу, под слепым потолком. Илья, наконец, зашевелился и открыл один глаз, потом второй:
– Родители хотят, чтобы ты уехал, да? – спросил он виновато.
Сашка кивнул: он прекрасно понимал, что брат хотел бы избежать этого разговора, но ждать не мог.
– Ну ещё бы. У тебя-то тоже ноги начали отниматься, сам понимаешь, родителям меня мало одного такого что ли?
– Но ведь это прошло, – прошептал Сашка, изучая стену. – Быстро прошло…
Илья завозился на подушках, Сашка безмолвно помог ему устроиться повыше.
– Саш, – укоризненно заговорил Илья, – серьёзно, ну незачем нам обоим чахнуть. Если уж я так на тебя… влияю. Тем более ничего неизвестно, уже полгода прошло, а ноги не работают. МРТ эти ничего не показывают, сам понимаешь…
Сашка невольно бросил взгляд на два неподвижных валика, которыми выглядели парализованные ноги Ильи, накрытые одеялом.
– Но это же не заразно, – попытался возразить он.
– Да ты пойми, это ведь не навсегда. Ну уедешь ты, поступишь там. Мы же оба хотели в Политех. Ты как будто и за меня будешь учиться. Жить там. Общага, самостоятельность. Здорово ведь. Мы же оба хотели…
– Мы оба хотели… – повторил Сашка. – Оба.
Илья всегда говорил больше Сашки. Все слова, отведённые для них на жизнь, распределились неравномерно – Илья определённо был голосом в их двойном организме, Сашка предпочитал молчать. Он понятия не имел, как можно жить без Ильи. Вот Илья без него, наверное смог бы. Но он-то не Илья… Лучше бы всё наоборот было, лучше бы Сашку парализовало, а Илья бы жил. За них двоих.
– Так, – в голосе Ильи появилась решительность, Сашка забеспокоился. – Давай играть, как будто меня нет, а? Давай? Слабо на два года?
Под ложечкой засосало. Это была их любимая игра – как будто они не братья, как будто они не знакомы. Просто случайно встретились на улице или в школе – совсем одинаковые мальчишки. Или один вышел из зеркала, из параллельного мира. Их эта игра неизменно захватывала и длилась иногда не один день.
– Давай? – повторил Илья, улыбаясь. – С родителями я договорюсь… А потом приеду к тебе в гости, когда поправлюсь, и это будет самая офигенная игра из всех.
– Я не хочу, – сказал Сашка. В горле его собрался противный шершавый комок, и Сашка всё никак не мог его проглотить. Ладно, родители – они ничего не понимали, но почему сам Илья тоже уговаривает бросить его? Сашке казалось, что его предали.
– Ладно, – просто сказал Илья и замолчал, но молчание это было утомлённым и обиженным. Сашку как ошпарило изнутри кипятком стыда. Показалось, что даже шкаф с зеркалом на дверце смотрит на него укоризненно. Даже старая кровать обвинительно скрипит: эгоист.
И Сашка смирился с неизбежным.
– Давай, – покорно прошептал он, – Давай играть.
Илья повеселел:
– Ну вот и круто. Иначе б нам такой шанс не представился! Правда же, круто? Вот это будет игра так игра!
Сашка молча кивнул. Ему показалось, что именно в эту секунду, хотя они были ещё вместе, и Сашка никуда не уехал, они разделились, разорвались. Но разделились не на двух равных человек. Как будто Сашка оставил с Ильёй часть себя. Очень большую часть. А сам стал пустым. И эта пустота болела, болела нестерпимо. Сашка понял, что её придётся терпеть очень долго. Чем можно обезболить пустоту? Продаются ли такие лекарства в аптеке?
Впервые ему захотелось побыть одному.
Дальше дни полетели с огромной скоростью. Через месяц Сашка закончил школу и в июне уехал поступать. Поступил, но домой не вернулся на каникулы – работал всё лето на кафедре, где даже в это время требовались лаборанты. Ему дали место в общежитии. Он познакомился с кем-то из абитуриентов, потом ещё с кем-то, и ещё. Но пустота не заполнялась. «Давай играть, как будто меня нет».
Родители исправно звонили ему, а он им. В игру включились все. Про Илью ему никто не напоминал ни полусловом. Он учился, подрабатывал, ел, спал, ходил в секцию настольного тенниса, встречался с людьми, разговаривал с ними по мере необходимости, целовался с девушками, сдавал экзамены. Дни крутились, крутились, крутились… Прошёл почти год.
К весне Сашка понял, что это его нет. Нет и никогда не было. Пустота разрывала его изнутри, плакать он не мог, потому что был так воспитан. Мальчики не плачут, мальчики всё несут в себе.
Но боль пустоты была такой сильной, что Сашка, пытаясь облегчить её, стал плакать без слёз, без всхлипываний, молча. Серым дождём, который бесконечно шёл внутри него, заливая пустоту. В дождях не бывает горечи, они никогда не плачут по-настоящему, как люди. И ещё у дождей ничего не болит. Их ничего не беспокоит. Он не заметил, как дождь из его пустоты выбрался наружу, как он сам стал дождём.
