Могучий «Икарус» мчался сквозь ночь с потушенными огнями в салоне. Небольшая часть киносъемочной группы перебиралась на юг, в погоне за уходящей натурой. Завтра их снова ожидала работа, у кого какая, – нервотрёпка и взаимные обиды, грим, декорации, соперничающие с солнцем юпитеры, высоковольтное напряжение на съемочной площадке, сухой треск хлопушки и голос помрежа: «Кадр такой-то, дубль третий!»
А пока все они спали, утонув в удобных креслах, спали привычным сном людей, умеющих засыпать в любом месте и при любых самых невероятных обстоятельствах.
Автобус был заполнен едва ли на треть, и я со своего места в предпоследнем ряду не видел впередисидящих за высокими спинками. Я не спал, а находился в очень удобном в дороге состоянии полуяви-полудрёмы, когда как бы можешь одним глазом, обращенным внутрь, разглядывать собственные сны, а другим – фиксировать действительность…
А может быть, я не спал просто потому, что на шумном, очень шумном прощальном «сабантуйчике» я выпил меньше других. Видимо, сказывался и возраст. И давняя привычка к самодисциплине.
За моей спиной вспыхнула зажигалка, на мгновенье слабо высветив маленький уголок салона. В моем ряду, у правого окна, смутно проступили очертания женской головы и фигуры, закутанной в плед.
– Ты не спишь? – шепнул мужской голос сзади.
– Нет… Я жду, когда ты со мной заговоришь… – тихо ответила она в прорезь между двумя креслами, полуобернувшись к невидимому мне собеседнику.
Женский голос я, пожалуй, не смог бы выделить из многих десятков голосов, пестрым звуковым фоном обычно сопровождающих процесс производства всякого фильма.
Конец ознакомительного фрагмента.
