В каждом, даже самом верующем человеке, должно быть хотя бы мизерное сомнение в существовании Бога. Предположение, что смерть – это конец. Даже Иисус перед смертью поверил в то, что Отец оставил его. Авраам отнюдь не в праздничном настроении заносил нож над своим сыном. Если бы не было в нём сомнения – какой смысл в этом испытании? Да и в любых других испытаниях? Если бы не захватило у него дух от ужаса происходящего, значит вообще ничто в жизни не вызвало бы никаких эмоций, значит и в самой жизни не было бы смысла. Моисей или Магомет, общаясь непосредственно с Богом, наверняка в глубине души допускали, что это сон, галлюцинация, неизвестные природные явления, происки инопланетян, да мало ли что ещё. И сомнение это – не недостаток веры, но способ сохранения рассудка. Бог вынужден всегда оставаться таинственным, неразгаданным. Поскольку каждый, кто узрит его воочию, уже не сможет или не захочет оставаться здесь, в этом мире. Поэтому нелеп этот избитый вопрос: «Если Бог хочет, чтобы в него верили, зачем он прячется от людей?»
Можно целую ночь чесать языком на возвышенные темы, но разве кого-то заинтересует такая скучная болтовня? И когда я пытался, например, беседовать о Боге с моим приятелем Ванечкой Скоробогатовым, мои мудрые теории были похожи скорее на анекдоты. Людям ведь гораздо интереснее истории с сюжетом. Иисус тоже это знал, потому придумывал притчи. Так что я постараюсь избежать философствования, и вам тоже рассказать что-нибудь менее абстрактное. Да вот про Ванечку, кстати.
Он же всегда доказывал, что Бога нет. А мне, вообще-то, по барабану, я агностик. Есть – хорошо. Нет – ну значит другое что-нибудь есть. Но очень уж я люблю спорить. Сам процесс рождения истины увлекает меня сильнее, чем водка. Тем более, что когда выпьешь, начинается словесный понос, а разговор возможен только при наличии минимум двух мнений. Бывают такие споры, где оппоненты отстаивают одну и ту же точку зрения – клянусь, слышал, но сам такое ненавижу. Эти споры от других препаратов случаются. А под водочку спор атеиста с верующим – самое то. Вот я и стал верующим, заняв, так сказать, свободную нишу. Ванечка был убеждённым атеистом, и в эту свою нишу врос довольно крепко. Не стану вам рассказывать Ванечкину биографию, хотя она у него есть. Он – лицо реально существующее, но, как водится, имена в произведении изменены. Я дал своему герою фамилию, которая почти всю его биографию, точнее – ранний период, достоверно описывает.
Иван Скоробогатов в молодости успел повидать достаточно, чтобы не просто усомниться в существовании Бога, но убедиться на все девяносто девять процентов. Я говорю «на все», потому что вера в Бога у неверующих, также как сомнение у верующих, где-то в глубине всегда остаётся. Всё с той же целью – сохранение рассудка, да и жизни, пожалуй. Так вот, не последним доказательством отсутствия всевидящего небесного ока были для Ивана собственные поступки. Он говорил: «Если Бог есть, то почему я ещё не в аду?» Видимо, недёшево ему далось его скоробогатство. И заплатил за него не он один… «А теперь у меня всё есть, как в раю, – говорил он, – ворованное, на крови построенное, но не наказание я за это получил, а наоборот – награду. И не боюсь я никого на земле, а на небе и вовсе бояться некого». Только насчёт ада и рая он, может, и ошибался. В раю таких вопросов не задают и мыслей таких не думают. Но вслух эту мысль никто при Ванечке не произносил. Не принято обвинять владельца дач, машин, заводов и пароходов в том, что он несчастлив. Сразу ведь подумают, что завидуешь, и слушать не станут. Да и сам Ванечка, если и был в чём-то несчастен, все свои беды держал у себя в глубине, вместе с остатками веры. Потому что негоже и бесполезно зажиточному человеку жаловаться – подумают, что с жиру бесится, и слушать, опять же, не станут.
Кошелёк – это тот же желудок. У природы законов немного, зато каждый из них применим ко множеству вещей. Чем больше жрёшь, тем больше желудок растягивается, и только больше жрать хочет. То же самое с кошельком. И никакой в этом нет метафоры или притчи, а один лишь закон природы. Пусть богатство Ванечкино с нашим несравнимо, зато и голод его – другого порядка. То ему бабу какую-нибудь недостижимую хочется, то отдохнуть как-то особо изощрённо… Да что там – изощрённо! Вообще отдохнуть бы хоть как-нибудь! А то ведь на Канары – с коллегами, на рыбалку – с телефоном, в постель – и то с секретаршей. Кругом работа. В космос, что ли, улететь? Да ну, это ж такой геморрой – всё равно не отдохнёшь. Одно есть отдохновение быстрое и эффективное – водка. Устаёшь от такого отдыха тоже сильно, зато она, родимая, и друзей объединяет, и мозг отключает, и смысла жизни добавляет. Не взаправду, конечно, а лишь иллюзорно. Но поиск смысла жизни – это ведь самый главный человеческий голод, а как мы уже знаем, голод богача – не чета нашему. Поэтому и просиживали мы с ним порою целые ночи за разговорами. Он всё гнул свою линию, что Бога никакого нет, и все удовольствия, какие возможно, надо получать при жизни. А я, не особо напирая, потихоньку ему оппонировал, да потягивал вкусную водочку или другой какой-нибудь элитный алкоголь и не особо умничал. На любой умняк у Ванечки был стандартный ответ: «Если ты такой умный, что ж ты такой бедный?» Пересказывать наши разговоры я не буду, однако поверьте на слово: не они стали причиной того, что однажды я Ванечки в его квартире не обнаружил.
