– Все люди, как люди, а ты у меня пустодырая.– С печальной обреченностью повторяла бабушка Таси. – Как ты жить-то будешь?
Тася до конца не понимала значения этого слова. Она часто думала:
– Пустодырая, это как?
Конечно, она догадывалась, что это плохо, так плохо, что хуже некуда. Вот, например, обзовут тебя «дурой». Но ты возьмешь, и станешь умной – ну, там книг много всяких разных прочитаешь, в школе постараешься учиться хорошо, и никто тебя дурой уже не назовет. А что надо сделать, чтобы не быть пустодырой? У Таси на это ответа не было. И со временем, Тася уверилась, что это неизлечимый диагноз на всю ее жизнь, с которым надо смириться, жить и приспосабливаться.
Все свои неудачи Тася объясняла именно этой своей особенностью.
– Ну, что поделаешь? – И сама себе говорила – Пустодырая!
Это было, как какая-то нехорошая, стыдная болезнь, рассказывать о которой никому нельзя.
Жили Тася с бабушкой на окраине большого города, в так называемом частном секторе. Девочка училась в школе, до которой приходилось добираться пешком, а бабушка, находясь на заслуженном отдыхе, вкалывала в своем огороде, чтобы хоть как-то свести концы с концами на своей законно заработанной пенсии.
Идти в школу надо было по узкому тротуару, который вился вдоль дороги, плавно повторяя все ее повороты и изгибы. Дорога была ужасно разбита большегрузами и всякой другой техникой, которая так некстати ездит по нашим российским дорогам и проделывает в них колдобины, размером не меньше грядки с бабушкиного огорода. Ямины, наполненные грязью, присутствовали на всем протяжении дороги, а, значит, и тротуара, и так как отойти в сторону было некуда – вплотную подходили палисадники частных домов, то нетрудно догадаться, в каком виде приходила Тася на уроки.
Примерно на половине пути по извилистому тротуару, к ней присоединялся Садыков Алик. Он ждал ее у ворот своего дома и дальше они шли вместе, стараясь увернуться от грязных брызг, летящих из-под колес машин.
Алик был настоящий рыцарь: своим телом он старался закрыть Тасю от дорожного беспредела, но ему это удавалась плохо, ввиду малого роста и необыкновенной худобы. Тася, девушка высокая, на голову выше Алика, постоянно терпела насмешки одноклассников по поводу своего «грязного рыцаря».
В школе у нее подруг не было. Девчонки с рабочих окраин считали ниже собственного достоинства водиться с «частным сектором». Училась Тася хорошо, ровно. Больше ей нравились точные науки, там не надо было много говорить. Тася не любила болтать, да и не с кем было. Разговоры с бабушкой, в основном, сводились к монологу о том, как нужно жить. Поэтому, Тася решила после школы поступать в технический ВУЗ.
Бабушка была недовольна решением Таси.
– Все люди, как люди, а ты – в инженеры…
Конечно, бабушке хотелось видеть внучку выдающейся актрисой или, на худой случай, певицей. Но несбыточность мечты она объясняла не отсутствием таланта у Таси, а ее пустодыростью.
Алик, узнав про планы одноклассницы, поддержал ее, он всегда был на ее стороне. Сам же готовился служить в армию. Учился он на одни трояки и речи о продолжении учебы у Садыковых не стояло. В татарской семье Алика царила преданность традициям и национальным устоям. Мама Алика строго следила за «чистотой» татарской крови.
– Женишься на татарке. Любую другую, хоть золотую, на порог не пущу! – Чем взрослее становился сын, тем чаще повторяла мать.
Отношения с одноклассницами у Таси не складывались. В домах, расположенных по соседству, девочек ее возраста тоже не было. Все свободное время от прополки огорода, Тася читала книги.
– Ну что с нее взять? – Сокрушалась бабушка, – все девки, как девки, с парнями в кино, а эта у меня… пустодырая!
Иногда Тася, набравшись смелости, спрашивала у бабушки о матери, но каждый раз натыкалась на одну и ту же реакцию обиды и злости:
– Не знаю, где она и знать не хочу! Принесла в подоле дите, сунула мне под старость лет, да и укатила незнамо куда с хахалем! Ни ответа от нее, ни привета. Хотя бы интерес о дите проявила, как я тут одна с ее дитем мудохоюсь, нет же! И дела нет! Нет у меня дочери, и ты лучше ее забудь!
Тася послушно старалась не думать о матери, тем более, что забывать- то ей было нечего. Мать бросила ее, когда Тасе не было и шести месяцев. К окончанию школы она почти забыла, что у нее где-то есть мама, родной, близкий человек. Она не думала о матери, не любила ее, не мечтала о встрече с ней.
Так проходили школьные годы – в тишине, в покое, в чтении – зимой, в бесконечной суете в огороде – летом.
Правда, иногда, а именно, в день рождения Таси, бабушка, пыхтя и отдуваясь, появлялась в доме с весьма странными вещами.
На 12 лет кто-то прислал Тасе великолепные роликовые коньки. Долгое время они стояли в углу на столе, над которым у бабушки висели святые образа. Бабушка часто подолгу глядела на иконы и молилась богу, а Тася смотрела на ролики и думала, кто мог прислать ей такой подарок?
На 13 лет бабушка прикатила домой дорогущий спортивный велосипед. Никелированная машина заняла пол комнаты, мешая нормальному функционированию помещения, в результате чего была перевезена в чулан, где и пылилась долгие годы, так как кататься на нем Тася так и не научилась.
