Полумрак, разбиваемый на части ярким светом, падающим через высокие узкие окна, яркие его трапеции на каменном полу, отполированном ногами людей за долгие годы. Запах воска, которым натирают мебель, тяжелую, из темного дерева, которая стоит здесь, наверное, лет сто уже, а то и больше. Слышно, как шелестят листы бумаги в папке, когда преподобный, сидящий за судейской кафедрой, их перекладывает. Кто-то откашлялся, кто-то зашаркал ногами.
Вера, бледная от волнения, какая-то совсем маленькая, сидит в первом ряду в левой части зала, вертя в руках носовой платок, дергая его так сильно, что кажется, будто он вот-вот разорвется. Рядом с ней Аглая, с виду спокойная, но сидящая непривычно прямо. Левая часть зала, разделенного проходом посредине, – для тех, кто «за». Правая – для тех, кто пришел говорить «против». К этому времени отговорили уже все – и сама Вера, и Аглая, и ее дядя Евген, и поставщик товара для их семейного торгового дома Димитрий, и другие люди, с кем Вера вела дела, и даже я выступил, как ее «законный защитник». И сейчас преподобный Савва готовился огласить решение: недаром же они с Мироном Даниловым, городским головой, и церковным старостой Лукой Плотниковым совещались почти час.
– Оглашаю решение, – сказал преподобный, голос его эхом отразился от стен зала. – Прошу всех встать.
Послышался шорох, вздохи, заскрипели деревянные скамьи. Я тоже поднялся, опираясь на палку – последствия укуса змеи и операции по ликвидации последствий этого самого укуса.
Затем наступила тишина, все ждали. Шуршание листка, который преподобный взял в руки, показалось таким громким, словно это не бумага, а кровельная жесть.
– Церковный совет острова Большой Скат и его славной общины рассмотрел дело о признании Веры Светловой, дочери покойного Павла Светлова, о признании ее совершеннолетней досрочно… – Преподобный поднял глаза, посмотрев на Веру, которая слушала, закусив нижнюю губу. – Основываясь на собственных наблюдениях и словах свидетелей, совет счел возможным признать Веру Светлову условно совершеннолетней.
Вера тихо пискнула, зажав рот ладонями, явно удерживаясь от того, чтобы не запрыгать, и наверняка пропустив слово «условно». По залу метнулся шум, кто-то за спиной у меня захлопал в ладоши.
– Однако! – уже громче сказал преподобный, обведя глазами зал, и шум сразу стих. – Однако совет счел необходимым подкрепить свое решение условиями, которые будут действительны до тех пор, пока Вера Светлова не достигнет возрастом восемнадцати лет.
И вновь тишина звенящая, как будто никто даже не дышит.
– Поскольку Вера осталась последней от ветви Павла Светлова, совет налагает запрет на участие ее в походах за товаром, а также другой активности купеческого дома «Светловы», сопряженной с опасностью. Совет обязывает Евгена Светлова обеспечить Веру достойной и важной для семейного дела работой на берегу, и Совет же берет на себя обязанность проверять выполнение своего решения. Евген, с этим все понятно? – посмотрел преподобный на дядю Веры, невысокого, плотного, светловолосого, с округлой бородой, которая его почему-то не старила, а, наоборот, молодила.
– Все понятно, сделаю как решили, – кивнул тот, явно довольный таким исходом дела.
Вера слишком довольной не выглядела, и я ее понимаю. Она рассчитывала, что продолжит дело своего отца как оно есть, будет ходить с «Чайкой» за товаром, торговать с неграми, открывать новые места, где цены хороши и товар нужен, но… преподобного я понимаю еще лучше. Девочка действительно последняя, случись с ней что – и ветвь семейная прервется, а по местным понятиям это недопустимо. Да и сам я, чего уж скрывать, за нее боялся бы, зная, что она самостоятельно ходит в плавания, защищенная лишь немногочисленным экипажем торговой шхуны. Довелось ей уже и на дикарей на берегу наткнуться, там отца и лишилась, и от пиратов убегать, причем тоже чудом спаслись, так что купеческий труд здесь безопасным не назовешь.
А еще у меня в таком решении преподобного свой интерес возник: команда «Чайки», теперь не связанная обязательствами перед ней, могла бы почти в полном составе перейти ко мне, на экспедиционную яхту «Аглая», на что я втайне и надеялся. Народ уже знакомый, проверенный, так что с ними мне лучше всего было бы.
– Вера? – между тем обратился преподобный Савва к девочке. – Ты слышала решение?
– Слышала, – кивнула она.
– Следующие три года, до твоего восемнадцатилетия, ничего изменить нельзя, – сказал священник. – Но после своего дяди ты становишься в вашем купеческом доме вторым человеком, так что не делай глупостей, просто работай, набирайся опыта. Ты меня поняла?
– Я поняла, – ответила Вера без особого вдохновения.
– Хорошо, продолжаем, – сказал преподобный, возвращаясь к тексту решения. – Поскольку законный защитник Веры Светловой, Алексей Богданов, – тут я немного приосанился, – в связи с возникшими новыми обстоятельствами, всем здесь известными, не сможет выполнять взятые на себя обязательства, – он посмотрел на меня, – совет принял решение освободить его от таких обязанностей полностью. Тем более что они и сами по себе отпали, раз девочка совершеннолетняя, – сказал он уже явно не по тексту решения.
