Лондон, октябрь 1813 года
Вспоминая события бала, посвященного своей помолвке, леди Джулия Лейтон во всем винила шампанское.
Или опьяняющий аромат роз?
Хотя, возможно, все объяснялось тем, что Томас Меррит не был ее женихом. Он был красив и добр, он называл ее прелестной и танцевал с ней вальс. В танце он увлек ее на веранду и решил ее судьбу.
Но в первую очередь она винила себя. Это был идеальный вечер для начала новой жизни – каждая деталь безошибочно исполнена, каждая мелочь предусмотрена. За исключением одной.
Она ждала этого бала двенадцать лет. И дождалась. Вечер оказался незабываемым во всех отношениях.
Джулия была помолвлена с Дэвидом Хартли, герцогом Темберлеем, с того момента, как ей исполнилось восемь лет, а ему – шестнадцать. Разглаживая голубое шелковое платье на появившихся во всех нужных местах аппетитных округлостях, Джулия надеялась, что Дэвид наконец увидит в ней женщину, свою будущую невесту, а не ребенка, живущего по соседству.
Она стала взрослой и красивой – это доказал случайный флирт в Гайд-парке, и с тех пор она не могла думать ни о чем и ни о ком другом. Разглядывая себя в зеркале, она размышляла, что может сказать Томас Меррит о ее платье. Мистер Меррит относился к ней как к женщине, а все остальные – Дэвид, ее отец и брат – продолжали считать ее малышкой.
Спохватившись, она постаралась выбросить мистера Меррита из головы и стала практиковаться перед зеркалом в кокетливой улыбке. Ее она рассчитывала подарить Дэвиду, когда его глаза расширятся от удивления и удовольствия при взгляде на невесту этим вечером. Сегодня Джулия планировала блистать не менее ярко, чем бриллиантовые заколки, которые горничная ловко закрепила в искусно уложенных темных волосах, или знаменитые бриллианты Лейтонов, сверкавшие на ее шее, запястьях и в ушах. Она надела свое обручальное кольцо – сапфир внушительных размеров в окружении жемчужин – на палец в перчатке и еще раз внимательно изучила отражение в зеркале. Ее воспитывали для роли совершенной герцогини, и она определенно выглядела таковой.
– Позволь мне взглянуть.
Джулия повернулась к матери, ожидая ее одобрительного кивка. Если графиня Карриндейл и сочла свою дочь прелестной, то оставила это мнение при себе.
– Думаю, нам лучше спуститься, – сказала она. – Не забывай о благопристойности, Джулия, – добавила графиня, когда девушка устремилась вниз по лестнице, желая поскорее увидеть восторг в глазах жениха.
Но Дэвид не ждал ее у подножия лестницы. Не оказалось его и у двери в бальный зал, и даже в салоне с отцом нареченной.
У Джулии заныло сердце.
– Прекрасно выглядишь, детка, – заметил отец, окинув беглым взглядом бриллианты дочери, словно прикидывая, чья стоимость выше: украшений или их обладательницы. Сразу после этого он отвернулся и взял за руку супругу.
Джулия взглянула на портрет своего брата Джеймса, украшавший стену салона. Бравый военный дружелюбно улыбался ей. Будь он здесь, потрепал бы ее по щеке, поддразнил, сказал, что сестрица очень красива, развеселил бы. Но Джеймс был убит в бою в Испании. Это случилось год назад.
Она почувствовала знакомую боль, встретившись со взглядом нарисованных глаз. Ей не хватало его дружбы, его легкости, его заботы. Ее детство окончилось, когда пришла весть о гибели брата. Сейчас он, наверное, шепнул бы сестре на ухо: «Смелее!» – и сжал ее руку. Пальцы Джулии дрогнули, словно почувствовав воображаемое прикосновение. Джеймс всегда был ее другом, защитником, советчиком. Она ни с кем не чувствовала себя так уверенно, как с Джеймсом, до тех пор пока ей не улыбнулся Томас Меррит. Она опустила глаза на сатиновые перчатки. Он тоже сжал ее пальцы, но ощущение было не таким, как если бы это сделал Дэвид или даже Джеймс. Это прикосновение было интимным, чувственным – ласка мужчины, которую он дарит желанной женщине.
Джулия ощутила, как предательски заалели щеки, и бросила на портрет умоляющий взгляд. Неужели Джеймса ужаснуло бы ее поведение? Нет. Конечно, нет. Брат бы поддержал ее… останься он жив.
Томас Меррит был для нее незнакомцем. Она никогда не встречалась с ним на балах или званых вечерах, и, разумеется, она не имела права разговаривать с ним, поскольку их друг другу должным образом не представили. Будь он истинным джентльменом, он бы прошел мимо, не обратив никакого внимания на то, что она стоит одна в центре Гайд-парка, с трудом сдерживая слезы. Но он остановился, вложил ей в руку носовой платок, чем спас от любопытных взглядов и навязчивых вопросов леди Фионы Барри, главной сплетницы общества.
Возможно, Джулия слишком много болтала о будущей свадьбе, и Дэвиду это явно наскучило. Она попыталась развеселить его, но тщетно. Он заметил в парке каких-то знакомых, остановился, не слишком нежно убрал ее руку, лежавшую на его руке, и отошел.
– Подожди здесь, Джулия, – сказал он. – Мне нужно кое с кем поговорить.
Она схватила его за рукав.
– Я пойду с тобой, и ты познакомишь меня со своими друзьями.
Он окинул ее раздраженным взглядом.
