В день, когда осеннее солнце ещё согревает улицы и пешеходов, но деревья на городских окраинах уже одеваются разноцветной листвой, я спешил к г-ну Павленко, чтобы обсудить его новый опыт. Подходя к особняку, из открытых окон тренировочной залы я слышал характерный лязг холодного оружия – видимо, Жорж не терял времени, чтобы не терять формы. Он так самозабвенно отдавался упражнениям, что меня даже стали одолевать сомнения в исправности звонка – но вот отдалённый металлический грохот прекратился, и через некоторое время в дверях появился хозяин, даже не переменив одежд. Он крепко пожал мне руку, кивком приглашая войти, и, двигаясь рядом, тут же принялся говорить.
– Я долго размышлял над симпатическим феноменом. Вы ведь знаете, как в средневековой Европе им увлекались просвещённые французы. – На развилках мрачного коридора, похожего на лабиринт из-за частых ответвлений и поворотов, он придерживал меня за локоть. – Конечно, – сказал я, – это когда две вещи находятся в симпатической связи, как оружие, нанёсшее рану, и раненый воин. Некоторые англичане втайне даже применяли оружейную мазь, которую наносили на клинок, чтобы исцелить пострадавшего. – Верно, – согласился мой проводник. – Однако наш век скептически смотрит на такие гипотезы, считая их беспочвенными фантазиями, пригодными лишь для сказок в духе культа вуду.
Неуютности коридору, помимо нарочито неяркого электрического света, прибавляло и то, что в нишах вдоль его стен в смиренных позах возлежали безымянные человечьи останки, изглоданные временем до костей. Меня, кстати, всегда удивляло их немалое количество в этом оссарии – всё-таки, известные мне обитатели дома были не так многочисленны, чтобы в естественном порядке заполнить его даже на протяжении многих веков.
– Всё же, – заметил я, – зная вас, уверен, что не всё так просто, иначе вы бы не затеяли этот разговор.
Впереди показался свет, и я ускорил шаг. – Конец средневековья, – рассуждал между тем г-н Павленко, – чётко не определён, его относят к промежутку времени между падением Константинополя в 1453 и окончанием Тридцатилетней войны в 1648 году. Ещё больше путаницы с началом следующей эпохи – ведь будущее приходит не сразу. Некоторые исследователи и вовсе утверждают, что средневековье никуда не делось и по-прежнему вокруг нас, изменились не времена и уж, конечно, не люди, а всего лишь условности. И если вглядеться в древние портреты, мысленно облачив их в современный костюм, то очень непросто избавиться от мысли, что люди прошлого ничем от нас не отличаются. Впрочем, я считаю немного иначе. Эпохи существуют, хоть границы между ними и размыты. То, что нам известно из хронологий и энциклопедий, служит межевыми столбами, разделяет времена. Но ведь не бывает границ без контрабандистов. И что мешает нам вывезти из отдалённых эпох некоторые находки, особенно если официально они не существуют?..
Миновав несколько дверей, мы вошли в ярко освещённую залу, откуда ещё совсем недавно доносился звон клинка. Жорж говорил, а я не мог оторвать взгляда от новых экспонатов импровизированной выставки, развешенных на стенах и расставленных на стеллажах: тут были и самурайские мечи, и бронзовые доспехи египетской работы, и, что меня поразило больше всего, коллекция микенских шлемов.
– Более того, – продолжал обкатывать свою мысль г-н Павленко, – если попытаться взглянуть на нас с исторической перспективы, то мы сами окажемся в серой зоне между концом одной эпохи и началом другой. Однако история не терпит пустоты, следовательно, это – не безвременье, а наслоение времён, смешение эпох. В этом хаосе всегда и происходили события, предопределяющие контуры будущего. Происходят они и сейчас, даю голову на отсечение.
На последних словах Жорж будто бы вдруг вспомнил о чем-то важном: – Nihil est in intellectu1, коллега… – значительно произнёс он. – То есть, в разуме нет нечего, что отсутствовало бы ранее в чувственном восприятии. Именно в таком ракурсе до сих пор никому не пришло в голову рассматривать симпатический метод. Все прежние попытки терпели фиаско вследствие несовершенного подобия между объектом, реципиентом и лицом, на него воздействующим.
Продвигаясь через пространство залы, мы подходили к тренировочной кукле в лёгких доспехах, выполненной в натуралистичной манере, с точностью и вниманием к мелочам. Воин, готовый к бою. Чёрные волосы, вытянутое лошадиное лицо, немигающие тёмные глаза; за блестящим шлемом скрывается высокий лоб, переходящий в залысину… Ба, кого я вижу!
– Неужели это г-н Ворсюк?! – Вскричал я. – Жорж, признайтесь, где вы нашли такого замечательного таксидермиста, столь точно повторившего лик этого негодяя?
Жорж серьёзно проговорил:
– Об этом – позже. Сейчас давайте проверим симпатическую связь между вами и тенью названного господина. – Он протянул мне шпагу с потёртым эфесом.
– Признаться, я предпочитаю рапиру…
– А я – ассемблер2! – Иногда юмор у хозяина дома, вместо того чтобы двигаться по давно проложенным магистралям, сворачивал на такие дикие тропки, что следовать за ним никто не торопился.
