София родилась вовремя. Полметра и три с половиной килограмма родительского счастья орали с этого момента почти постоянно, требуя к себе внимания и ещё чего-то, о чем иногда догадывалась мудрая бабушка Оля. Мама с папой просто изо всех сил любили дочь и терпеливо ждали, когда она наконец просто и, главное, тихо заговорит. Наивные! Они думали, что им станет легче и можно будет хотя бы спать спокойно.
Надежды не оправдались, и хоть вопросы белобрысой и зеленоглазой воспитанницы дошкольного центра были вполне детскими, приходилось постоянно быть начеку, чтобы не попасть впросак. И хорошо, если за неудачным ответом следовал новый вопрос, а не активные действия, представляющие угрозу как для самой Софии, так и для окружающих.
Немного легче стало лишь к девятому примерно классу, когда активное участие в разных, испытанных к тому времени, формах общественной жизни, стало понемногу тяготить юную Софию. Недолгой оказалась и дружба с высоким красивым мальчиком из десятого «Б». Как-то, отвечая на осторожный вопрос отца, она бросила с безразличным видом:
– У него в голове бицепс. Скучно.
София часто бывала на выставках и в музеях, посещала разные молодежные мероприятия, но всё большую часть свободного времени проводила одна, закрывшись в своей уютной комнате. Стихов, которые она тогда сочиняла, никто из нас, членов семьи, кажется, так и не увидел. А вот первые рассказы были мне однажды предъявлены с требованием прочесть, но ничего не говорить, пока меня специально не спросят. Конечно, я был удостоен высочайшего доверия со стороны племянницы и весьма этим гордился. Молчать, впрочем, мне пришлось не долго, и вечером того же дня у нас состоялся весьма содержательный разговор о литературе вообще и о творчестве Софии в частности. Юная писательница, забравшись с ногами на диван и спрятавшись в защитных складках большого теплого халата, смотрела на меня требовательно и настороженно. Так продолжалось минут десять, пока я с удовольствием рассуждал о достоинствах её текстов. Когда же я осторожно перешёл к недостаткам, София вдруг заулыбалась и спрыгнув с дивана объявила:
– Ну, вот. Наконец правду стал говорить. Продолжай!
Временами мне казалось, что я неплохо знаю свою племянницу, однако шло время, а она по-прежнему удивляла своими решениями и поступками, понять которые мне удавалось далеко не сразу. Софию это забавляло, а я не уставал дивиться сложной и тонкой организации её натуры.
В конце мая девятый год обучения в школе закончился и в этот день планировалось лишь прощальное мероприятие перед летними каникулами. Задержавшись на мгновение у зеркала в прихожей, София рассеянно оглядывалась по сторонам, словно пытаясь вспомнить, что именно ей нужно.
– Если ты ищешь свой рюкзак, то совершенно напрасно. Ему в школу в этом году уже не нужно. А ты так и пойдешь, в свитере и джинсах?
София, глянув на непривычно свободные руки, поддернула рукава, улыбнулась во весь рот и превратившись вдруг в сгусток праздничной энергии, бросилась мне на шею. В следующее мгновение она уже выбежала из дома.
– Соня! А бутерброды! – попыталась остановить дочку мать, вышедшая из кухни с пакетом. Но было, конечно, уже поздно.
– Я скоро! – донеслось издалека и звуки шагов быстро утонули в шуме листвы, растревоженной свежим утренним ветерком.
Я закрыл двери и сказав несколько успокаивающих слов сестре, продолжавшей растерянно стоять с невостребованными бутербродами в руках, стал собираться в университет, где было намечено заседание кафедры. Мероприятие обещало быть рекордно скучным и настроение у меня было соответствующее.
Вернувшись сразу после полудня в свою холостяцкую двушку по соседству с большой квартирой Софии, я переоделся и сварил кофе. Когда ароматный напиток был уже в чашке рядом с купленными по дороге аппетитными пирожками и свежим журналом, раздался звонок. Сестра, как это нередко случалось в последнее время, звала меня на помощь.
– София вернулась около часа назад и молча закрылась в своей комнате. Ничего не объясняет, обедать отказывается. Похоже, чем-то сильно огорчена и теперь пытается принять какое-то решение.
Валентина, безмерно привязанная к дочери, с огромным трудом сдавала привычные материнские позиции, с боем отдавая каждую новую степень свободы, к которой стремилась София. Мои дружеские отношения с племянницей, вызывали у матери очень непростые и не всегда добрые чувства. В то же время, прибегая временами к моей помощи, она не могла не видеть, что ситуация обычно разрешалась, что называется, в её пользу.
Я постучал в дверь комнаты и подал голос.
– Мне нужно с тобой поговорить, Влад, – донеслось из-за двери, – подожди меня, пожалуйста, я скоро.
– Сонечка, но ты же голодная! Выходи, и все вместе пообедаем, – взмолилась Валентина, – и папа вот-вот появится.
– Ладно, иду.
Дверь открылась и София быстро прошмыгнула мимо нас в столовую. Оттуда она, не останавливаясь, быстро перешла на кухню, где принялась помогать накрывать на стол. Хлопоты на кухне и уборку квартиры София давно разделила с матерью и эта тема практически никогда в семье не обсуждалась.
