Он раздевает тебя, совершенно обыденно – расстегивает кофту, застежку лифчика, лямки падут сами. Юбка шуршит, колготки ты стягиваешь сама, помогая себе ногами. Уже беспокойно отыскиваешь пуговицы его рубашки, он лезет к тебе в трусики горячей рукой. Торопишься расстегнуть ремень его брюк, его улыбка блаженна и ехидна одновременно, о морской змей… Наконец, брюки летят к полу вниз с гладким шелестом и тихим звяком пряжки. Его член просто рвет его трусы. И вот он несет тебя к кровати, наступая на одежду, путаясь одной ногой в нижнем белье. Ты понимаешь, что слова сейчас – не слишком удачный инструмент для общения (а как много ты хотела сказать ему – о чем-то важном, или что-то не слишком злое, но все забыто). Теперь ты не властна над словами, увы или хи-хи. Теперь у тебя вместо слов междометия и прочая кошкочушь: «А! хи-хи! Утапсть, то есть упасть, ха-ха, провать, то есть у кровати провода, осторожно! Хи-хи, не шешчи хо, фу, то есть не щекочи ухо, пусти! А-ха-ха-ха-а…» - «А-ха-ха» - и блаженно, и ехидно он тебе в такт. О, морской змей…
Раскладывает тебя, как знакомую нотную тетрадку с любимой пьесой, истертую, заклеенную, послушную. И вставляет свой член в твое влагалище (лингам победы в твою нежную йони), и его движения не имеют ни смысла, ни назначения, только здоровые мысли – «я хочу ее вы…» Да, грубовато, но в целом ты согласна, это здоровые мысли, хи-хи, а-ха-ха-ха… И ты сжимаешь его огненными своими тисками, и ты хочешь, хочешь, чтобы это блаженная бессмысленность была, была, была…
В этом первобытном хаосе, в этой странной какофонии чувств (а вот сволочь все равно, где был вчера? Я без тебя так… одиноко вечер и ночь…любовь моя…), не менее странная гармония и красота… А это эхо… отражение… чьё мелькает в его глазах? Не ревность это, но что тогда?
