Антонина Калинина родилась в Москве в 1978 г. Окончила филологический факультет Московского университета, защитила диссертацию по классической филологии в Берлине. С 2000 г. занимается стихотворным переводом. Стихи и переводы публиковались в альманахе «Век перевода», «Альманахе Новой камеры хранения», в журналах «Иностранная литература» и «Крещатик».
Все здесь настоящее – новое, потому что древнее.
Знаешь, раскрылся уже бересклет
Птичьим карминно-оранжевым оком.
Вспомнишь ли время, которого нет
Слушая гаснущий в небе широком
Поезда гул или пенье планет?
Увидишь голубиным глазом бересклета – вспомнишь. Антонина Калинина живет сейчас в Оксфорде, поэтому я представляю: этот сборник – живой Эшмолиэн: и фрагмент Пергамского алтаря, и египетская кошка – в ухе сережка, и комнатка в ветхом доме детства, и ярко-синее Благовещение Учелло, солнечный ветер, глас хлада тонка, и простая зегзица, и Крест…
Станут ли кости мои бирюзой
Яркой, как просинь небес пред грозой?
Любимый маленький сборник – 50 стихотворений и переводы… и я никогда не успеваю прочитать его целиком (как список кораблей), потому что меня накрывает большая волна, захлестывают жизнь и смерть, разноцветные смыслы начинают звучать во мне уже другими голосами и, благодарно-легкомысленно, я почти забываю прозрачные жертвенные стихи, через которые они вошли.
Я здесь один, и никто не замечает,
Как я тускнею, и все вокруг ярчает.
И ярко-мгновенно-хрупкое, и предчувствие счастья, и великая печаль – арфы на раките, просто так их бессмысленно трогать, не зазвучат, если ты не Давид-пастушок, не «школьник, вернувшийся с прогулки». Вот это все есть в стихах Антонины.
Древние метры, чужие стили – меч в камне, чтобы их поднять, ими «оперировать», требуется не личная сила, а избранность. Вот это я чувствую в ее «стилизациях» и переводах.
А чтобы нам не умереть от серьезности, есть Тонино чувство юмора, котик в чемодане, котяра на холодильнике…Или пойди, путник, погляди в светлой печали на псевдоантичный фриз, умились, как жадюга Циммерман кормит баранкой антилопу гну… и Бог тебя простит.
Человек культуры живет на всем громадном пространстве мировой культуры. Антонина Калинина – филолог-античник, переводчик с нескольких языков (а в числе переводимых авторов такие разные и глубокие поэты, как Кавафис, Каросса, Антонио Вивальди, Эудженио Монтале, Роберт Бриджес), она же автор диссертации об античных комментариях к Горацию. Если бы мы не знали этого – могли бы догадаться по культурной насыщенности текстов, по обилию аллюзий, по строгой музыке стиха, по античным размерам… Но ведь классическое образование – тяжелый багаж для поэта, разве нет? (Не сказал ли Сами-знаете-кто, что поэзия должна быть глуповата?) Нет – если драгоценное наследие столетий не лишает зрение остроты и не препятсвует, ощущая связь каждого мгновения с протекшими веками, остро чувствовать и его неповторимость. Все повторяется, но все – словно в первый раз.
Стихи Калининой – глубокие стихи, и не любому читателю они дадутся, но своего читателя – вознаградят сторицей. Потому что помимо трехтысячелетней культуры в них живо сиюминутное, непосредственное чувство, доподлинность остановленного мгновения, а изысканные античные размеры звучат так уверенно и непринужденно, как будто сейчас родились. Здесь все переплетено и взаимопроницаемо – и сапфическая строфа звучит из уст юной студенточки —
Вот и выходной, а на сердце пусто;
Тикают часы да шуршат страницы.
Все пошли в кино, всяк гуляет купно —
С парою пара.
Неужели так и сидеть мне дома?
Жизнь в осьмнадцать лет – это, сестры, старость:
Года два всего-то нам и осталось
Младости сладкой…
– а в привычном белом стихе , описывающем обыкновенное воскресное утро, сами собой рождаются античные образы —
…на зеркале следов не остаётся,
и, вглядываясь, прошлого лица
под нынешним лицом не различаю.
Тезей один на берегу пустынном,
и Ариадна сматывает нить,
и Пенелопа от станка отходит…
Пустынен лист; и комната другими
наполнена тенями и шумами.
и я одна в кругу воспоминаний…
Это поэзия глубокой мысли, интенсивного чувства. Но самое сильное чувство живет в поэзии лишь постольку, поскольку поэт преображает его в слово – поэтому и отношение поэта к слову не такое, как у нас: для него это не инструмент, а изделие, творимое им, но и его творящее. Вот очень характерное для Калининой стихотворение:
Слышен шепчущий шум океана
Сквозь закрытые створки окна,
Но с волною душа неслиянна,
Поднимающей щебень со дна.
Вечность камня и неба ночного
Одинаково сердцу страшны –
Только в трепетной вечности слова
Мы прошедшее видеть вольны.
Что его очищающей властью
Освятилось, то сердцу родней —
Потому-то предчувствие счастья
Настоящего счастья сильней.
Слова послушны поэту. Высокая лирика, пейзаж, подражание псалму… Блестящие образцы стилизапции – чего стоит только восхитительное подражание городскому романсу «Зеленые глаза»или смешнейшие «детские стихи»об отъезде кота на историческую родину (в Египет):
Валерьянки quantum выпит,
Кот развеселен и пьян.
«Чемодан, вокзал, Египет!» —
Восклицал он, дик и рьян.
Позвонив в Аэрофлот,
