Господин в белой шляпе и плаще такого же цвета, надетом поверх легкого светлого костюма, с белой тростью в левой руке, не торопясь шел вдоль Сретенской улицы. В столь жаркую погоду облик его мог бы показаться странным. Однако редкие прохожие, изнывающие от непривычного летнего зноя, не обращали на необычного прохожего внимания, поскольку стремились как можно скорее спрятаться от жары в относительной прохладе квартир, магазинов или кафе, салонов общественного транспорта, вестибюлей метро.
И тем более никто не связывал странного господина с большим белым внедорожником неизвестной модели, медленно передвигающимся следом метрах в ста. Сам же мужчина, судя по всему, не испытывал никаких неудобств от жаркой погоды, но все же зашел в небольшой ресторан, где официант, заметив странного посетителя, без промедления кинулся принять его верхнюю одежду и повесил светлый плащ на вешалку пустого в это время года гардероба.
В ресторане оказалось малолюдно. Обычные посетители, в основном работники ближайших офисов, которых привлекали скидки на комплексные обеды, еще не заполнили ресторан. Официант высоко оценил гостя по своей, только ему известной шкале статуса возможных чаевых и проводил за уютный столик возле окна, заменив едва заметным движением табличку «Зарезервировано» на меню.
Гость пристроил на спинку кресла трость, которая при ближайшем рассмотрении оказывалась зонтом в плотном чехле, и отодвинул меню на край стола.
– Мне минеральную воду без газа и кофе. Я вижу, вы варите в турке, а не в машине.
Официант скоро вернулся с заказом. Ловко открыл бутылку, налил в стакан и вежливо, но ненавязчиво посмотрел на клиента, ожидая еще пожеланий.
– А вы, – гость посмотрел на бейджик с именем, – Евгений, не посоветуете мне художника?
С этими словами мужчина вытянул из кармана пиджака записную книжку в светлом кожаном переплете с причудливым вензелем и достал оттуда фотографию молодой женщины.
– Мне бы сделать портрет с такой фотографии, – сказал посетитель и добавил, прежде чем Евгений, который чутьем, понятным только человеку, работающему в сфере услуг, определил в клиенте иногороднего, начал объяснять: – Только не Арбат. Желательно, недалеко отсюда. Я собираюсь найти место для офиса в этом районе. – И, заглянув в записную книжку, уточнил: – Алексей Михайлович Захаров, знаете такого?
– Че́шу? – радостно спросил официант. – В соседнем с нами доме его мастерская. Он там и живет. Оформлял зал при прежнем хозяине, – рассказал официант. – Но новый все передал на свой вкус. Знаю, он берет заказы на портреты по фото, картины. Если выйти через дверь возле барной стойки, то его подъезд будет как раз напротив. В цокольном этаже его мастерская.
Че́ша имел бесконечное число способностей. Может, какие из них и стали бы талантом, но сосредоточиться на чем-то одном, когда столько разных вещей получаются легко, было довольно проблематично. Он замечательно пел и выступал на всех школьных концертах. С неменьшим рвением участвовал в театральных постановках не только школы, но и местного театра юного зрителя, и выходившие с ним на сцену профессиональные актеры прочили ему успех на этом поприще. Он мог бы стать и писателем, поскольку имел склонности к сочинительству. Но именно в период увлечение этим творчеством учитель литературы высказал любопытную мысль: «Способности – это лишь аванс, который нужно отрабатывать тяжким трудом, и тогда они могут стать талантом». А узнав еще и китайскую мудрость «Найди любимое дело и не будешь работать ни одного дня в своей жизни», Че́ша решил посвятить свою жизнь предмету, который доставлял удовольствие не только результатом труда, но и самим процессом.
Этим предметом оказалось рисование. Рисовать он умел и очень любил. Его шаржи на друзей и преподавателей разлетались как горячие пирожки. Те, кто изображен на них, причем не всегда привлекательно, забирали карикатуры с благодарностью. Рисовать Че́ша мог часами и использовал для этого любой инструмент: кисть, мел, пастель или баллончик с краской. Также для него не имело значения, на чем рисовать. Подходило все, вплоть до асфальта, школьных тетрадей или дневника, на страницах которого как-то оказался рисунок большущего паука, настолько похожего на настоящего, что классный руководитель Наталия Ивановна, наткнувшись на эту страницу, сильно испугалась и, громко вскрикнув, бросила дневник на пол под смех всего класса.
Имелся у Че́ши еще один дар. Когда он пристально всматривался в человека, то мог уловить разные оттенки света, исходившего от того. Оттенки свечения могли варьироваться от нежно-золотистых, почти прозрачных до пурпурно-фиолетовых и даже черных. Сочетание тонов предупреждали Че́шу об опасности, которую мог представлять этот человек. Эту способность он предпочитал не афишировать, после того как учитель физики назвал подобные способности антинаучными, а того, кто о них рассказывает, – шарлатаном.
Родители Че́ши служили по дипломатическому ведомству, но бабушка по каким-то своим мотивам называла их «шпионы недоделанные». Дома они появлялись максимум раз в полгода при благоприятной международной обстановке. Когда же в мире случались обострения, мать и отец могли не появляться годами. Поэтому воспитанием нашего героя занималась мама мамы, считавшая единственным приемлемым педагогическим методом – общение. И это, надо заметить, оказалось действенным. И не уйди бабушка из жизни, когда Че́ше было пятнадцать, глядишь, и не случилось бы с ним столько неприятностей, которые участники событий списывали на недостаток воспитания.
