Говорят, этот город на костях. Что посреди северных болот царь Петр вместе с красотой и просвещением насаждал жестокость: обрекал простых людей на смерть в тяжелых условиях, людям позаметнее мог и собственноручно голову отрубить. Приказать колесовать, четвертовать, или, при необходимости, ноздри вырвать.
Я иду по узким выпирающим плитам набережной Фонтанки. Они топорщатся так, словно кости прямо здесь, подо мной, и я тревожу могилы. Плиты как остатки древних руин. Представляю, что их никогда не реставрировали – и влюбляюсь в это. Тихое убаюкивание воды. Серая непроницаемость неба.
Я никогда не знала ничего, кроме того, что хочу в Петербург. В восемнадцать съехала от родителей из поселка; получила корочку бухгалтера в небольшом городке, и даже несколько месяцев где-то проработала. А когда закончился очередной договор аренды, вдруг подумала: я могла бы снимать комнату в Петербурге. Я пошла на вокзал и купила билет в одну сторону. И сообщила родителям только через несколько месяцев, уже давно обосновавшись в хостеле в центре.
Я не знала, кем хочу быть. Я просто хотела преодолеть этот свой маленький город. Слиться с красотой. Пить кофе на площадях, любоваться дворцами. Гулять по пешеходным улицам, по выпуклой брусчатке. Просыпаться и засыпать в Петербурге.
В наш следующий разговор родители сообщили, что вложились для меня в квартиру в новостройке того маленького городка. Квартиру возле кладбища. Кладбище-то около дома нашлось, а вот асфальтированные дороги пока не проложили. Родители спрашивали, когда я приеду помочь с ремонтом в своем будущем жилище и какую сумму смогу вложить. Я ответила так же, как говорила им до этого: я переехала в Петербург. Я не вернусь из Петербурга.
Я просыпалась и засыпала в хостеле, на кровати в комнате на шестерых. Мне страстно был нужен Петербург, так что ничего лучше, чем устроиться курьером в деловую контору я не нашла.
Петербург наполнен людьми. Они приходящи и уходящи, как прибой в море. Спешат под сенью эркеров, барельефов и горельефов. Попивают кофе, болтают по телефонам. Некоторые приезжают с надеждой. Другие безумцы Петербург покидают. Петербург парадный, торжественный, властный. Покоряющий тебя. Пленительный. Ослепляющий.
В конторе мне вручали документы и адреса – и до наступления ночи оставляли один на один с городом. Я вливалась в пульсирующую толпу. Проскальзывала сквозь пиликанье светофоров, блики фонарей, отсветы и тени. Я просачивалась в офисы, передавала документы, по мне скользили взглядом – и я чувствовала себя такой невесомой и незначительной. Короткая бессодержательная улыбка. Разворот спиной. Я ехала на следующий адрес.
Или брела пешком по улицам. Весь день был впереди.
В тот день последние документы предстояло отвезти в офис на Кузнечном переулке, напротив дома Достоевского. Несмотря на редкую морось, я прошлась пешком по Фонтанке. Речная навигация еще работала, из рупоров белых лодок доносились искаженные голоса экскурсоводов. Сверившись с навигатором, я повернула так, чтобы выйти к перекрестку Пяти Углов, к таинственной серой башне, возвышающейся над мраком улиц. Из круглых окон разливался желтый свет. Кто-то находился внутри.
Удар.
– Куда идешь!
Я налетела на прохожего посреди мокрой дороги и перекрестка с машинами. Сумка слетела с плеча на локоть, я заозиралась.
– Извините, это… – но он уже ушел. Светофор мигал, люди шли потоком, недоуменно округляя глаза и обгоняя. Морось усилилась. Спохватившись, я перебежала. Подошвы скользили.
