Две недели до дедлайна
Ненавижу этот город. Город украл мою девушку. Город не оставил мне шансов.
Теперь я вынужден тащиться на эту работенку. Чертов шлагбаум. Еще недавно я нигде не работал просто потому, что мне было все равно. Я остался один, и мне стало плевать на все. До того, как город украл мою девушку, я даже учился в университете и был на хорошем счету у преподавателей. Это было совсем недавно. Всего лишь полгода прошло, а я уже вспоминаю учебу, как что-то сюрреалистичное. Я остался один и плюнул на все. Деньги с продажи квартиры еще оставались, поэтому я просто тратил их и ждал конца. Мне было плевать, что будет после того, как они закончатся. Но сейчас все изменилось. Теперь нужда заставляет меня вставать рано утром и идти на работу. Я бы и хотел ничего не делать, не вставать с утра пораньше, не чувствовать тяжелое похмелье, которое постепенно превращается в хроническое. Я бы хотел через некоторое время сгинуть от алкогольного отравления. Но у меня еще есть одно дело, которое я не закончил.
Какова вероятность того, что к вам в офис не вломятся террористы с нательной бомбой и не взорвут вас, а внутренности не разметает по всему кабинету? Куски плоти на белых стенах. Брызги крови на обыденных предметах: на плафонах светильников, на мониторах компьютеров, на фотографиях близких родственников, стоящих на столе. Сухожилия висят тут и там: на рамках благодарственных писем, висящих на стене, на ручках пожарных сигнализаций, на шариках, бьющихся друг о друга. Только теперь они не бьются. Такие шарики ставят на столах в рабочих кабинетах, они звонко стучат при соударении, и отталкиваются друг от друга благодаря импульсам. Эти шарики должны умиротворять. Но теперь они не двигаются. Облепленные кусочками человеческого мяса, они вызывают только отвращение.
Какова вероятность. Хотел бы я спросить отца и мать об этом. Солнце тогда заливало офис, мама с папой, как братья по оружию работали бок о бок, слаженно, в безукоризненном тандеме, пока не услышали за дверью крики. Отец выглянул посмотреть, что творится снаружи и с побелевшим лицом оглянулся на маму.
Что лучше? Услышать, как чужому богу кричат последние слова благодарности, а потом вас разрывает на мелкие кусочки поясом шахида или получить множественные переломы конечностей и смертельную травму от удара об асфальт, спрыгнув с четвертого этажа? По крайней мере, подумал, наверно, мой отец, все останется при тебе. Разве что в ином виде. Руки сломаны в локтевых суставах, кости торчат наружу. Хрящи, блестя на солнце, выглядят, как лакированная резина, они немного дрожат, когда дует легкий ветерок. Ваши гениталии. Они могут оказаться так близко, как еще никогда не были. Теперь их можно увидеть прямо перед лицом. Лицо само выглядит, как женские гениталии. Разделено надвое. В общем, жуткое зрелище. Может и правда лучший вариант – маленькие кусочки, разметанные по всему офису?
Я уже никогда не узнаю, о чем тогда подумал мой отец. Когда высунувшись из-за двери, увидел мужика, одетого в черные ткани. Одного из тех мужиков, одетых в черные ткани, которые берут вину на себя, даже если где-то из-за перегрева на солнце рванул бак с топливом. Одного из тех мужиков, которые жертвуют собой ради своего бога. Которые считают такую смерть особой честью. Самой красивой смертью. Такие мужики, одетые в черные ткани, они всегда рядом, если пачками гибнут люди. Всегда рядом, если дети кричат самым ужасным криком. После таких мужиков не остается ничего, кроме стен с торчащими болтами, гвоздями, всяким железным хламом, который они пихают в пластиковые бутылки. Тот мужик кричал что-то на своем языке и размахивал маленькой пластиковой штуковиной с антенной на конце. Он был не один. Второй, одетый так же, рылся в черной сумке. И почему-то, нажав на эту пластиковую штуку, ничего не произошло.
Ну кто виноват, что у этих двоих был запасной вариант теракта в офисе местной газеты? У одного террориста сломался активатор пояса шахида, а второй вытащил из сумки увесистый такой автомат, пока все лежали рядком и молили о помощи. Ни в чем не повинные люди лежали на теплом полу друг рядом с другом, упершись головами в стену и убрав руки за спину. Хотя как я могу говорить, что все они там были ни в чем не повинны. Может, кто-то с утра растлил свою малолетнюю дочь, тщательно скрывая это от своей жены. Может, кто-то изменяет своему мужу вот уже несколько лет. Тогда получается, что надо бы и поблагодарить этих бородатых мужиков в черных тканях за то, что они освободили мир от этих грешников. Но существует же презумпция невиновности. Поэтому у всех в сердцах по сей день все те несчастные, лежавшие на животах рядом друг с другом, прилипая друг к другу мокрыми от пота рубашками, блузками, мокрыми юбками и брюками, все те несчастные у всех в сердцах до сих пор остаются ни в чем не повинными жертвами теракта в редакции местной газеты.
