1
.
Очнись, Бальдр!
Я брёл среди льдов и кромешного мрака. Холодный ветер обжигал лицо, пожирал руки и ноги. По животу текла липкая, ещё чуть тёплая кровь. Я приложил руку к рёбрам.
– Проклятье, как же больно!
Боль мучила меня, крутила, истязала беспрестанно. Бок пекло, словно к нему приложили раскалённые угли. Но физическая боль была лишь малостью. Мне было страшно: я был один, кругом – тьма. Покинутый и забытый, я волочил ноги по ледяной пустоши, пытаясь вспомнить, кто я. Но не мог. И от этого делалось ещё страшнее.
Я сильнее прижал руку к ране, стараясь совместить рассечённые края.
– Меня убили! Зарубили топором, как пса! – прорычал я.
Меня затрясло от злости и бессилия. Я упал на колени, на твёрдый колючий лёд и вцепился ногтями в его обжигающую поверхность.
– Очнись, Бальдр! – прозвучал хриплый голос будто из-под земли.
Перед глазами поплыли видения, обрывки воспоминаний прошлой жизни. Они несли свет и утешение, и я тут же ухватился за них. Мне привиделась светловолосая женщина. Она склонилась надо мной, я ощутил запах летних лугов и горных цветов. Её поцелуй был нежным, трепетным и оставил на губах горячую тягучую влагу. Я притянул женщину к себе за бёдра, ощущая, как в животе разрастается огонь: сумасшедшее пламя! Через миг я испытал блаженство, разлившееся по всему телу. Женщина, лицо которой я не помнил, вновь мягко поцеловала меня, и я обратил внимание на мерцание амулета с красным камнем меж белых сладких грудей. Потом она отдалилась. Сначала я перестал чувствовать её тепло, потом – запах. Тело её больше не белело под моими смуглыми руками. Мне вновь стало очень холодно и одиноко.
Правый бок отозвался болью – я зажмурился, чтобы стерпеть мучение. А когда приоткрыл глаза вновь, то вместо амулета с красным камнем увидел пламя одинокой лампы, висевшей под низким потолком. Глаза, давно не видевшие света, заслезились, и я опять зажмурился.
– Бальдр, – прошептал скрипучий старческий голос. – Бальдр, ты слышишь меня? Если слышишь, сожми мне руку.
Я слышал противный скрежещущий голос, но шевелиться не хотел. Не хотел отпускать видение женщины, принёсшей мне самое большое счастье, какое я только знал. Как её зовут? Проклятье! Я не мог вспомнить.
– Очнись, Бальдр! Ну, не стони так. Тебе не положено стонать! – снова прохрипел кто-то надо мной.
Я почувствовал мерзкий запах мертвечины и сморщился, борясь с тошнотой. Что-то вонзилось в рёбра, это было так больно, что я дёрнулся и застонал. Я услышал свой голос! Жжение от раны становилась всё ярче и окончательно вернуло к реальности. Нехотя я открыл глаза и разглядел над собой седую старуху. Она зашивала мне рану.
– Кто ты? – выдавил я.
– Да, теперь ты меня ни за что не узнаешь! – усмехнулась старуха. – Я Йорунн… Помнишь меня?
Это имя мне совершенно ничего не говорило. Увидев моё замешательство, старуха вытянула морщинистое лицо и присвистнула:
– Надеюсь, скоро вспомнишь!
Честно говоря, мне было плевать, кто она. Старухи не горячили моё сознание. Больше всего я тревожился оттого, что не помнил, кто я сам!
– Кто я? – прорычал я.
Горло саднило, будто я наглотался камней. На зубах скрипела земля.
– Ты ярл Бальдр! Великий воин! – с благоговением протянула Йорунн, зацепив иглой край раны.
Я вновь застонал и попытался отодвинуться от несущих боль прикосновений.
– Тише не двигайся, пожалуйста, а то я не смогу зашить. А если не зашить, то ты будешь цеплять рёбрами ветки, и мухи будут липнуть на твоё мясо – думаю, оно тебе не надо.
– Что случилось? Как я здесь очутился?
– Я подняла тебя из мёртвых, – ответила Йорунн.
От слова “мёртвый” я вздрогнул. Воспоминания о пронзительном одиночестве, о холоде и тьме подняли дыбом волосы на теле – забегали мурашки. Как же там было плохо! Хорошо, что никто не видел, как я униженно падал на колени, подумал я.
Я уставился на пламя масляной лампы, висевшей на цепочке над головой, и не хотел отводить взгляд от живого огня.
– Наверное, у тебя была причина вернуть мёртвого? – проговорил я, немного помолчав. – И причина, наверняка, немалая?
– Ты догадлив, милый! – произнесла старуха. – Над страной нависла угроза: печать с древней горы снята, и из-под неё, из тёмного мира, лезут йотуны и варги. Они заполонили леса! Губят людей! Ни один земной клинок не способен пробить их шкуру. Только Эйсир, твой меч, который подарил тебе отец, меч принесённый из иного мира, может их сокрушить! Хёрд приказал мне вернуть тебя, чтобы ты указал, где меч.
Йорунн нависла над моим лицом, я почувствовал запах из её рта. На удивление это был не старушечий поганый запах – от неё пахло сыром и мёдом. А мертвечиной, как я понял, воняло от меня.
– Скажи, куда ты дел свой меч? – Глаза Йорунн горели тревогой, и я позавидовал ей – в старухе теплилось столько стремления и живой силы, сколько не было у меня – великого воина!
– Я не помню ни меча, ни Хёрда, ни тебя! – разозлился я, остро ощущая свою немощь.
Йорунн бессильно вздохнула.
Я повернул голову в бок, к погруженной во мрак стене дома. Вновь образовалась тишина, и на меня накатил страх, в котором я существовал в загробной жизни. Но ветер ударился в закрытые ставни и завыл над крышей. Я живо ощутил, что мир вокруг был живым, и только тогда я успокоился.
