Бабушка лежала уже больше года. Ну как лежала: ходить-то она ходила, но пока сядет, встанет, ступит два шага – уже сил не останется. Ходунки, которые в семье шутливо называли ползунками, не помогали и были заброшены на балкон. Тяжело было нести себя, а тут еще эти «ползунки»!.. Лишь иногда, в моменты обострений – в затменные дни, при перемене погоды, смене сезонов – их пускали в ход.
Бабушка каждый раз самостоятельно передвигалась по дому: на завтрак, в душ или в туалет, чтобы не вызывать жалости, не быть в тягость другим, чтобы они не догадывались, как ей тяжело. Она привыкла идти на подвиг. Чувство долга, ответственность за семью, ее историю и настоящее стали тем органическим удобрением в процессе восстановления, объединения семьи, когда вокруг рушилась страна. А почвой стала сама бабушка. Она сидела в архивах, восстанавливая связи одних с другими, собирала копии документов для подтверждения этих связей и в конечном итоге, кирпичик за кирпичиком, построила здание своей семьи, «вырастила» генеалогическое древо. Листик за сучком, сучок за веткой, ветка за ветвью и так далее. Часть увесистой кроны, представляющая XX-XXI века, вошла в ближайший круг общения бабушки. С теми, кто по причинам непреодолимой силы не смог влиться в этот круг, она общалась, пересказывая на семейных ужинах забавные, драматичные, а то и трагикомичные истории из жизни прошлых поколений и перелистывая огромные семейные альбомы, одетые в тисненую кожу или отделанные перламутровой мозаикой.
– Это мой папа, он потомок царской семьи, его арестовали. Мы долгое время писали ему письма, а его уже не было в живых. Расстреляли на Бутовском полигоне, позже реабилитировали… Это моя мама, она из Урусовых. В Великую Отечественную ушла санитаркой. В 1942-м вынесла шестнадцать раненых бойцов с поля боя, но сама скончалась от ран 8 Марта, – бабушка знакомила внука с каждой фотографией.
Обстановка в ее комнате была типичной для человека, пустившего корни. Казалось, вот-вот сквозь потертости проваливающегося паркета пробьется росток или выглянет часть корневой системы. Полированный шкаф, удачно обретенный с рук в 60-х, несколько тумб из 70-х. Напольное зеркало в молодости было дверцей шкафа 50-х. Венское кресло, кресло-качалка, советское кресло, самодельная тумба и такой же раздвижной стол, служивший и в обед, и в ремонт. Стеллаж из чешских полок, абажур с бахромой над кроватью, ковер, фотографии мамы, отца великого князя и его большой семьи, рисунки сына, внучки, внука на стенах. Вся воздушная корневая система росла здесь – на стенах и полках. Как все это могло уместиться в одной комнате, в одной жизни?!
Оклеенный обоями потолок пожелтел, как обрамление старых снимков. Тусклый свет, выцветшие обои… Ремонта не было лет тридцать… Но в этом всем была своя внутренняя логика, связь времен, поколений, детей и матерей, внуков и бабушек-дедушек. И далее – вглубь веков. Здесь хранилась память, ее нельзя было спугнуть перестановками, тем более – трансформирующими ремонтами. Комната бабушки сама стала фотоальбомом…
Октябрь принес хмарь. Самочувствие хозяйки дома ухудшилось. Взгляд стал острее, ее прозрачные глаза вонзались в тебя, как будто искали выход или исход, спасательный круг, чтобы остаться здесь или быстрее пережить это болезненное угасание.
– Как чувствуем себя, что болит? – спросила невестка.
– Проще сказать, что не болит, – севшим голосом ответила бабушка и виновато улыбнулась.
Радио «Звезда», в режиме нон-стоп выдающее песни русского рока, классическую прозу и боевые СВОдки, неожиданно онемело.
– Чем будем обедать? Есть овощной супчик, – невестка заполнила тишину, пытаясь короткими ритмичными фразами повысить бабушкин дух.
Вновь виновато, с дрожью в голосе и как-то по-детски капризно (капризы были не по бабушкиной части): «Хочу котлетку».
В конце октября ожидалось затмение. Два года назад, на солнечное, ушел любимый кот Сеня, через неделю еще один знакомый кот… Около двух месяцев назад умер первый муж, отец ее единственного сына. Второй, переболев коронавирусом в сентябре, спасался от одиночества в комнате жены, надоедая вопросом «а помнишь». И по новой начиналась длинная сумбурная история с перепутанными из разных этапов жизни фактами, с географическими сдвигами и персонажами из реальной жизни, которые ни разу не встречались в ней друг с другом.
У дедушки давно сформировался свой мир, нечто мумифицированное, в который он никого не пускал. Порой даже себя. Близкие предполагали, что у дедушки деменция с альцгеймером. Но во время ковида стало ясно: речь может идти о панических атаках, которые отключают сознание и управление эмоциями и действиями. «Как бы чего не вышло», – подумала семья и сняла замок с дедушкиной двери. Они были начитаны в проблематике деменции, паники и пр. и решили исключить ситуацию, когда пожилой человек забывает, как открыть замок, и в панике может что-то совершить с собою.
В браке дедушка с бабушкой прожили более 50 лет. По молодости вместе исколесили Россию, позже – зарубежье по отдельности. Она все больше с внучкой по музеям, достопримечательностям и традициям, он – сам по себе – на велосипеде, в морской воде и на солнцепеке. Они жили в отдельных комнатах, встречаясь за обеденным столом, утром, днем и вечером. Дедушка любил разговаривать с телевизором, то и дело вступая в споры с экспертами, участвующими в ток-шоу, искать в интернете описания болезней, симптомов и препараты от них. Боролся с пылью и частенько проводил зачистку пространства своей комнаты от книг.
