Любимой бабушке Вере Михайловне
и сестре, другу Наде посвящается
Дорогой читатель! История, изложенная на страницах этой книги моими скромными стараниями, сложилась во многом помимо моей воли. Правильнее будет сказать, что она мне явилась. Зазвучала мелодия, проступили чьи-то лица, послышались приглушённые временем отголоски невнятных разговоров, и невольно захотелось удержать их на листе бумаги. Тени давно минувших дней показались мне знакомыми и близкими. Однако бесполезно искать реальную подоплёку моего рассказа. Наверное, эти образы достались мне по наследству от моей бабушки Веры Михайловны, скромной преподавательницы литературы, прекрасного педагога и ровесницы драматичного XX века.
Привольем пахнет дикий мёд,
Пыль – солнечным лучом,
Фиалкою – девичий рот,
А золото – ничем.
Водою пахнет резеда,
И яблоком – любовь.
Но мы узнали навсегда,
Что кровью пахнет только кровь…
А. А. Ахматова
Пускай судьба, таинственный биограф,
Оставит мне единственный автограф.
Пускай блуждает в предрассветной мгле
Любовь моя – тень Ваша на Земле.
В. Долина
– Ты крови не боишься? – задумчиво спросил Дмитрий. Юноша смотрел на Женечку изучающе и даже с некоторым изумлением, будто внезапно осознал, что проглядел нечто в этих серо‑голубых глазах, обрамлённых густыми светлыми ресницами, смотрящих на него одновременно доверчиво и с вызовом. Женечка невольно замешкалась, смущённая пристальным вниманием юноши и его вопросом, казавшимся совершенно не к месту в тот волшебный, напоённый любовью и нежностью день. Царапины не пугали её, а вот если огромная рана… не упадёт ли она позорно в обморок?
– Думаю, что нет. Не знаю. Надеюсь, что справлюсь, – наконец произнесла она, стараясь придать своему голосу уверенность. Хотя они с Митей дружили уже почти полгода, Женечка робела в его присутствии и тщательно это скрывала.
«Почему я сейчас об этом вспомнила? Я ему что‑то ответила. Митя поцеловал меня тогда? Нет, это было позже», – в полусне подумала Женечка и перед тем, как окончательно провалиться в тёмное забытьё, успела вспомнить: «Ах, да, мне его давеча опять кто‑то задавал. Кажется, Павел Петрович».
Тягучими тревожными ночами Женечка то ли от холода, то ли от какого‑то недуга мучилась бессонницей, до ломоты и дрожи во всём теле. Вот тогда она научилась усыплять себя воспоминаниями о прошлом: как будто перелистывала немного пожелтевшие и потерявшие былую чёткость страницы с картинками своего детства, юности. Больше всего она любила возвращаться мыслями в ТУ, ИХ первую зиму. Первая встреча, первый поцелуй, первое свидание, первая любовь… её… единственная любовь.
Как они встретились? Случайно? Женечка была уверена, что нет. Она ни минуты не сомневалась, что они с Митей предназначены друг для друга, а их союз получил благословение свыше. Ей 17 лет, ему – 22. Они познакомились во время гимназического благотворительного рождественского концерта. Собственно, на праздник Женечка могла и не попасть. После рождественской службы у неё разболелось горло, поднялась температура, но утром 27 декабря она проснулась совершенно здоровой. Боясь поверить этому счастью, Женечка прислушалась к своим ощущениям. Горло не болело! Она еще немного полежала, наслаждаясь праздным утром. За окном солнце лениво, нехотя, видимо, находя бессмысленным пытаться обогреть землю в такой мороз, всё же выпустило несколько лучиков, которые, едва коснувшись наледи на окне, заставили её вспыхнуть подобно россыпи бриллиантов. Женечка ещё немного полюбовалась этой картинкой, понежилась в постели. Затем осторожно, немного покачиваясь от слабости, подошла к шифоньеру, отворила дверцу и замерла на несколько секунд, любуясь своим новым платьем. Его пышная юбка из атласа цвета сливок плавной волной спускалась к середине щиколотки, лиф с короткими рукавами из кисеи плотно облегал фигуру, а скромный вырез в форме каре утопал в пышной пене кремового оттенка кружев. Гардеробом Женечки и младшенькой Маши занималась их старшая сестра Варя. Именно по её настоятельному требованию в тот год девочкам вместо парадной гимназической формы сшили платья на выход. Варя решила, что до окончания гимназии, которое должно было состояться в новом году, Женечка выезжать не будет, поэтому Рождественская ёлка должна была стать первым Женечкиным балом. Каждый раз, мысленно возвращаясь в тот день, девушка старалась вспомнить аромат духов, которые ей преподнёс на Рождество отец, маленькую мамину сумочку с бисерной вышивкой, одетую на запястье…
С помощью служанки удалось сплетённые косы закрепить на голове в виде короны. Женечка почувствовала себя взрослой, красивой, с сердцем, открытым неизвестному, но манящему будущему, которое не могло не быть прекрасным. Её переполняло ощущение, что у неё получится всё, чего бы она только ни захотела. В приподнятом настроении, напевая что‑то своё, она забежала проститься к Маше. Восторг в глазах младшей сестры сказал Женечке больше, чем зеркало. Маша, хитро прищурившись, вынула из ящика секретера маленькую круглую металлическую коробочку с нежно‑розовой пудрой и пушистой пуховкой.
