В моей почти полувековой научно-педагогической деятельности необходимо было много, даже очень много читать классиков марксизма-ленинизма, поэтому у меня ещё в Университете возникали определённые сомнения, высказывать которые категорически запрещалось. Да и в детстве моём случилась трагедия, которая долго меня «не отпускала» и только укрепляла мои сомнения. Случилось это весной 1940 года, мне было 12 лет. Жили мы тогда в Сибири, в Иркутске, где неожиданно обнаружилась связь нашей семьи с пропавшим в Гражданской войне моим дедушкой – царским генералом Н.Корниловым. Знал я его только по старинным фотографиям, о которых мне категорически запрещалось кому-либо говорить.
Отца тут же вызвали в НКВД и строго сказали, что ради благополучия семьи нужно отказаться от «предателя революционной России». Отец не согласился, и вскоре нас вышвырнули из квартиры прямо на улицу. Подобрал нас ничего не испугавшийся папин друг Исай Моисеевич Гершевич, и со всем скарбом поместил нас у себя в дровяном сарае. Помню, как мама тогда говорила: «Чтобы не было хуже, надо молчать». А папа радовался: «Слава богу, не упекли в Магадан». Долго эта детская травма не давала мне спать.
Я получил гуманитарное образование и вынужден был в работе «исповедовать» марксизм-ленинизм, как евтушенковский «сосед учёный Галилея», который «знал, что вертится земля, но у него была семья». Так мы всю жизнь и провели с чекистской удавкой на шее, истошно крича «слава партии родной». Гуманитарии делали это с особым усердием и буквально расшибали лбы, молясь установленным государством лжекумирам. Молились преступно-цинично, что осуждала даже Библия (Матф., гл. 6, ст. 5). Все мы тогда прямо или косвенно были свидетелями или участниками творящегося зла.
Только в 1991 году мы вздохнули свободно, я даже создал свою кафедру Культурологии, где в нашей учебной программе полностью отказались от «людоедской» публицистики марксизма-ленинизма. Тогда я уже чётко понимал, что коммунизм и фашизм – две стороны одной медали (Европа осознала это только в 2010 году).
Уйдя на пенсию, я чётко осознал, сколь виноват перед тысячами своих студентов, так и не решившись сказать им правду, которую давно уже знал сам. Тогда у меня стал созревать образ коммунизма, как социальной болезни 20-го века, вылечить которую можно только через Нюрнберг-2. Я снова засел за Ильича – совсем под другим углом зрения, и вскоре попал в Библиотеку им. Тургенева в Париже, где на меня буквально обрушились горы книг, журналов и газет, которые были нам в советское время знакомы только по названиям. Я окунулся в эту «очаровательную бездну», сколь возможно «перелопатил» её, добавил уже свободно изданные у нас архивы и книги – от Троцкого и Керенского до Улама и Ричарда Пайпса. И когда «очнулся» от этой многолетней работы, то увидел совершенно нового Ильича – о котором я и решил поведать своим бывшим студентам. Да и не только им.
Материала было столько, что он меня «давил» и мне нужно было выбрать какой-то ключевой момент, который бы раскрыл принципиальные черты большевизма и его основателя. Я остановился на двух днях большевизма, как их впоследствии называли – «великой революцией великого вождя», которая была началом нового «самого гуманного в мире» государства. И самое интересное оказалось в том, что не было не только никакой «великой революции» – не было революции вообще. Асмодей вновь обвёл всех вокруг пальца.
Как говорят: начало – всему голова. Прочтите, каким было это начало – и я думаю, Вы поймёте, что после подобного сюжета ожидать от ленинского государства правды и гуманизма было невозможно.
Так я, каясь перед своими студентами, попытался вписать свою небольшую строчку в огромную «чёрную книгу коммунизма», которую уже не первый год с ужасом и изумлением читает весь цивилизованный мир.
Так я отдаю мой долг своим студентам: на этих страницах я ни на йоту не приукрасил, не слукавил – но честно изложил то, что знаю, представив это в форме трагифарса. Насколько удачно это получилось – судить не мне.
