Вторые сутки дилижанс безбожно качало и трясло по аризонскому бездорожью. За окнами проплывали дикие жёлто-оранжевые поля калифорнийского мака, заросли кактусов, скалы похожие на развалины исчезнувших цивилизаций. Грифы-падальщики сидели на рёбрах бизоньих скелетов, жаркое марево размывало горизонт.
Поездка не заладилась с самого начала: и пяти миль не проехали, как пришлось полдня потратить на ремонт заднего колеса. Потом некстати прихватило живот у охранника дилижанса. Бедолага то и дело просил кучера остановиться, проворно спрыгивал с козел, кривоного семенил за ближайший обломок скалы, на ходу сбрасывая оружейный пояс прямо в заросли колючей опунции и суетливо дёргая за конец неподатливого брючного ремня.
На ближайшей почтовой станции с беднягой пришлось расстаться, оставив его на попечение заботливой вдовы – хозяйки станции. Времени на всё про всё было потеряно немало, но кучер знал, как отмотать его назад. Он клялся тенью Джорджа Вашингтона, что изъездил пустыню вдоль и поперёк и, если, срезать путь через неё, можно выиграть целый день. Проехать по обжитым территориям, конечно, было спокойнее и удобнее, но лишний день для пассажиров дилижанса значил много, и им ничего не оставалось, как согласиться с предложением кучера.
Ночевали в каньоне, завернувшись в шерстяные мексиканские одеяла, а ранним утром под копытами шестёрки лошадей снова заклубилась пыль. Уже через час после отъезда дилижанс растряс хорошее утреннее настроение, через два свёл на нет и без того не бойкие разговоры, а через три заставил пассажиров сонно ронять на грудь болтающиеся от тряски головы.
Пассажиров было шестеро. Два молодых джентльмена представились репортёрами нью-йоркской газеты «Сан» и, хотя в Аризоне принято подвергать всё сомнению, молодые люди, похоже, не врали: они проявляли полное незнание нравов Дальнего Запада, глупо заботились о чистоте воротничков, и слишком любовно опекали бесполезную с точки зрения простого аризонца громоздкую фотокамеру.
Сидящие напротив репортёров мужчины представились ковбоями с небогатого ранчо, что с одинаковым успехом могло быть и правдой, и неправдой. Во всяком случае, внешне они вполне походили на ковбоев, а в багажном отделении на крыше дилижанса лежали два видавших виды ковбойских седла. Седой старик, всю дорогу не выпускающий из зубов не раскуренную трубку, назвался овцеводом из Техаса.
Шестым пассажиром была девушка лет двадцати или двадцати двух. Несмотря на невзрачную серую юбку и простенькую белую блузу, девушка с первого взгляда поражала своей южной красотой: черты лица утончённые, кожа слегка смуглая, тёмный хвост волос свисает из-под шляпки. Серо-голубые глаза завораживали своей переменчивостью, то пугая строгостью и неприступностью, то обжигая насмешкой, то притухая под дымкой задумчивости.
Из-за дальней горной гряды по всей ширине горизонта ползли тёмно-синие тучи, давая надежду на скорое избавление от жары. Песчаная позёмка и кусты перекати-поле неслись навстречу дилижансу. Свистел кнут, слышались понукания кучера: «Но! Пошли!»
Ближе к полудню дилижанс встряхнуло так, что старый овцевод от неожиданности выронил изо рта трубку. Репортёры озадаченно переглянулись, мужчины ковбойской наружности кинули ладони к рукояткам револьверов. Сидящая спиной к движению девушка высунулась в окно, пытаясь понять, что происходит позади дилижанса.
Стрельба и лихое гиканье окончательно развеяли хрупкую надежду пассажиров на то, что их неожиданное пробуждение связано с чёртовым аризонским бездорожьем. Даже самым несмышлёным стало понятно: случилось то, что частенько происходит в здешних краях – нападение на дилижанс.
Подняв пыльные оконные шторки, ковбои палили из кольтов по преследующей дилижанс банде, потом лезли наверх в багажное отделение, чтобы оттуда перебраться на сидение позорно спрыгнувшего на ходу кучера. Но бандиты оказались неплохими стрелками, – сражённые пулями ковбои один за другим сорвались с дилижанса и, заворачиваясь в пелену пыли, покатились под копыта бешеной бандитской кавалькады.
На смену им из окна высунулся один из репортёров – тот, что был постарше и, судя по всему, чуть опытнее в житейских вопросах, чем его коллега, являвший собой на первый взгляд образец "оранжерейного цветка", любимца богатых родителей. Выпустив весь боезапас своего «веблея», репортёр умудрился свалить с коня одного из преследователей, но и сам вскоре безжизненно свесился за дверку кареты.
Овцевода пуля настигла через заднюю стенку дилижанса. Выронив вместе с кровавой слюной трубку, старик безжизненно ткнулся лбом в колени сидевшей напротив него пассажирки. Девушка испуганно вжалась в спинку сидения, раскинула в стороны руки, боясь испачкаться в крови, но замешательство было секундным, – решительно откинув тело овцевода обратно на спинку сидения, она торопливо обшарила одежду старика, вынула из внутреннего кармана его куртки небольшой свёрнутый в трубку кусок кожи.
В наполненном пороховой гарью дилижансе, который, потеряв управление, нёсся неведомо куда, подскакивая на камнях и колёсами перемалывая в сочное месиво листья опунций, действия девушки казались такими противоестественными, что молодой репортёр, из-за гибели своего товарища напрочь потерявший чувство реальности, наконец пришёл в себя:
