Читать онлайн полностью бесплатно Виктор Волков - Архангел. Стихотворения (2018–2023)

Архангел. Стихотворения (2018–2023)

В дебютный сборник Виктора Волкова (род. 1997) вошли произведения из пяти книг. Стихи молодого автора отличает разнообразие жанров – от лирической исповеди до сюжетных миниатюр.

Книга издана в 2023 году.

© Волков В.Д., 2023

* * *

Поэзия Волкова – сплав лирики и своеобразной эпичности. Сокровенное и трагическое, душевные порывы и непростая нынешняя повседневность, фантазия и документальность, хранимая в сердце тайна и оправданная откровенность в этих динамичных, выразительных, ярких, порою яростных по накалу мыслей и чувств, очень личных, со своим собственным взглядом на мир, со своим голосом, своим лицом, сразу же узнаваемых, всегда выстраданных, смелых, даже отважных стихах словно сплетены в некий энергетический, светящийся шар. Волков, по всему строю, по словарю, по структуре стихов, поэт очень русский. Он прямой продолжатель линии Леонида Губанова в нашей поэзии. В его стихах, как это было и у Губанова, есть то, что с такой силой высветилось когда-то у Бодлера, – ранимая и беззащитная прямота решительных и суровых определений, радость сквозь боль, готовность принять и понять все многообразие и все сложности жизни, умение смотреть прямо в глаза яви.

Владимир Алейников

Из книги «Глубокой ночью»

Он словно попал в неизвестную страну, где были свои законы и где очень быстро забывали друг о друге.

Ю. Тынянов

Труп (чей?)

Как только выпишусь из морга,
числа четвертого, седьмого
спою, как мог «Лесоповал»
спокойно, будучи в фуфайках,
про лебедя, про звёздный факел
всем исповедоваться вам.
Как сам я, лет восьми, шести ли,
притопывал ногой, в квартире,
кружился робко и вздыхал, –
но в чём таинственности смысл
я понял только лёжа, снизу,
убитый строго наповал.
Не спеть ли вам
«Лесоповал»?

«Сам ты сочинил тюрьму…»

Сам ты сочинил тюрьму
в рассыпной пустыне
и упёрся ты в бетон,
вне сомнений, сам,
и молитву лишь о том,
чтобы отпустили,
не прочёл, а на песке
пальцем написал.
Только если можно вскрыть
прутья гадкой клетки
и, отчалив, показать
шиш офицерью,
то пустынная тюрьма
держит крепко-крепко:
даже не пытайся – засмеют.

«Вокруг белеющие рты…»

Вокруг белеющие рты –
не с той банальной пеной,
как будто изменить им ты
всем невзначай успела,
и даже с пеною не с той,
что всякий, в дивном споре,
доказывает смысл пустой,
как будто что-то понял.
Белеющие рты вокруг
совсем иного сорта! –
не спрашивай теперь, мой друг,
о призрачном, высоком:
я вижу рты, белее дня,
светлее дум, рассветов,
и нету истин у меня,
и всех ответов нету.
И мой теперь, в песке зеркал,
белеет славный ротик,
хоть я и долго возникал,
хотя и был я против
тех окруживших чудаков,
молчаний тех, той пены,
хоть изо всех безумных ртов
белел мой – самый первый.

«С левой ноги встаю…»

С левой ноги встаю,
словно в колодец – бах, –
не соберёшь мою
душу теперь, судьба.
Снова, но с правой ноги,
этим же утром встал:
чувствую, что другим
станет теперь сустав.
Так уж и быть – больной,
встану с обеих ног:
шуточкам надо мной
весело и смешно.
Из-под пижамы хоть
высуни два крыла, –
не уберечь мне плоть,
так же, как и талант.
Я уж почти взлетел,
и подо мной диван, –
сколько там было тел
рядышком… Ну и дела!
С ними, пожалуй, в них
трепет мой, танцы чувств, –
от подобной родни
разве я улечу?
Лучше бежать в огонь
тоненьким и хромым, –
с этой больной судьбой
мы теперь паханы.
Кости ломаем, пьём,
часто к утру храпим:
я – ношу медальон,
она – грызёт мандарин.
Знают про нас почти
два человека, три, –
не поленись, прочти,
с нами поговори!
Всё мы расскажем, всем
лапу протянем – на! –
пусть я порою слеп,
пусть и она больна.
Нам нужна позарез
дружеская рука,
чтобы остаться здесь,
не улететь пока.

«Вот меня какими проводами…»

Вот меня какими проводами
задушить пытались дяди-суки!
Вот какие не помог я сумки
донести заматеревшей даме!
Вот какое было тут село
пол налётом горе-пепелища!
Вот меня зачем ты не отыщешь,
прошептав: – опять не повезло!
Вот – иду по трассовой струне:
провода в кармашек, сумки в зубы…
Ты не приближаешься ко мне
и не слышишь голос мой безумный.

На распутье

«Если, мразь упёртая такая,
ты ещё придёшь сюда ко мне…» –
это прочитал я не на камне,
и уж точно был не на коне.

Баллада отправления

Мой припозднившийся вагон
казался городу врагом,
когда с кошачьим интересом
разгуливал по мокрым рельсам:
он – пустоватый ветеран –
ветрами окна вытирал,
сопел, выплёвывал двуглазых
по нескольку десятков – разом.
На всё с опаской чёрный город
смотрел, насторожив перрон:
на то, как пассажирский рот
кричал: пропащий! где ты? скоро ль?
когда посадка? и куда ж
поедем в этот раз, мерзавцы? –
многоколёсный экипаж
им не хотел добром казаться.
Он стрелами безумный гуд
пускал, шутник, в кого ни попадя,
он обволакивал всех в копоти,
без разницы, как обзовут,
как наговняют в нужнике,
что выкинут от злости в тамбур, –
отплясывал на рельсах танго
вагон весёлый, налегке.
Я ждал его, весь не в себе,
мне мнилось, что неподалёку,
да-да, в каком-нибудь селе
он в омут, словно снайпер, с лёту
мог угодить, что не спасут
его мерзавцы-пассажиры,
что зря мы без него тут живы,
что недалёк и Страшный суд.
Там, на суде, конечно, спросит,
причёсывая градом проседь,
у всех и сразу Мировой:
– что скажете? – и грустный вой
подымется в стране снежинок:
– помилуйте! мы – пассажиры!
мы не дождались гордеца! –
и Бог смахнёт слезу с лица.
Вагон же где-нибудь вдали,
да не в селе, да не скандально,
полюбит любоваться далью
(а мы – бедняги – не могли):
без опасенья на трубу
ночь намотает, мглой уколот,


Ваши рекомендации