Сказка про крылья. Пролог
* * *
Жила-была девочка, и звали ее Лерочка.
Вернее, ее звали Калерия. Такое редкое имя ей дал папа и очень гордился.
Еще у Лерочки была мама, пятилетний братишка Илюшка, бабушка и дедушка. Жили они очень счастливо.
– Вставай, Лерочка! – ласковый мамин голос проникает в сон. – Вставай, на лекции, проспишь.
– Оставь ребенка в покое, – ворчит папа, – ей сегодня ко второй паре, пусть поспит.
– Каля-Маля! Каля-Маля! Опоздаешь! Опоздаешь! – спрятавшись за папу, дразнится Илюшка и скачет на одной ноге с высунутым языком.
Счастливая Лера улыбнулась, сквозь сон пробормотала:
– Не опоздаю!
И проснулась.
Голоса родных пропали.
Лера с трудом оторвала лохматую голову от подушки.
Глухая тишина пустой квартиры окружила ее пыльной бархатной портьерой.
Их никого нет. Никого.
Лера застонала.
Этот праздник, эти шашлыки у дяди Жени на даче.
Чудесный летний день, веселая компания старых друзей, малыши носятся наперегонки с собаками, над огромным мангалом шампуры с ароматным мясом, смех, разговоры, женщины в легких сарафанах, счастливые загорелые мужчины.
Столы ломятся едой и напитками. Матовые, запотевшие кувшины ледяной воды, груды зелени на блюдах, бутылки вина в ведерках.
Радость выходного дня.
Наслаждение от вкусной еды.
Спокойное ленивое счастье на качелях в тени, в гамаке, в полотняных креслах.
А потом – купаться на речку, с ликующими криками мальчишек, бегущих опрометью, не в силах дождаться, когда они на полном скаку влетят в хрустальную текучую теплынь мелководья и вволю наплещутся, пока взрослые плавают на глубине.
И вечерний разъезд усталых, довольных гостей в прозрачных теплых сумерках.
И машина отца, отказавшаяся заводиться.
Бабушка и дедушка забрали к себе родителей и Илюшку, а Лере места не хватило.
– Мама, давай я Илюшку на руки возьму! – умоляла Лера.
– Машина рассчитана на пятерых, – строго отвечал отец, – а ты поезжай с дядей Женей, у него как раз есть место.
– Зачем тесниться, Лерочка? – уговаривала мама. – Поезжай с Евгением.
И Лера сдалась.
Они уехали, пока дядя Женя еще минут двадцать по-хозяйски прибирал остатки праздника.
Двадцать минут спустя тронулись в путь и они.
На полпути впереди возникла огромная пробка. Сын дяди Жени, Леха, высунувшись из окна, доложил:
– Авария. Ух ты! Похоже, большая.
Очередь из машин впереди понемногу двигалась, и постепенно они приблизились к месту происшествия.
Огромная фура со смятым, искореженным капотом стояла поперек дороги, а под капотом Лера увидела знакомый багажник со знакомым номером и не поверила своим глазам. Но дядя Женя сдавленно ахнул, и Леха тоже, и оба они, повернувшись, посмотрели на Леру.
Лера дернула дверь – дядя Женя едва успел затормозить.
Она пыталась прорваться туда, к машине, к своей семье, ее хватали за руки и не пускали. Потом что-то кольнуло ее в плечо, и Лера обмякла.
Было следствие, оказалось, что водитель фуры умер на полном ходу от остановки сердца. Огромная машина с мертвым водителем за рулем свернула со своей полосы, подмяла под себя легковушку с Лериной семьей и проволокла ее по дороге, сминая и утюжа, как лавина одинокого лыжника.
Все время после этого Лера прожила, постоянно пытаясь проснуться от кошмара. Каждое утро на грани пробуждения ей слышались голоса родных, и каждый раз, проснувшись, она не могла поверить, что все это правда.
Дядя Женя хлопотал о похоронах, пытался советоваться с Лерой о месте на кладбище, о поминках, кого позвать на церемонию прощания, Лера или не отвечала, или отвечала:
– Как хотите.
В конце концов дядя Женя сделал все сам, Лера стояла рядом с ним, улыбаясь деревянными губами на соболезнования, и мечтала, чтобы все поскорее кончилось.
Лере выдали пять урн с прахом. С именем на каждой. Лера расставила их по всем комнатам и разговаривала каждый день.
Отец. Шумный, веселый, время от времени по-боцмански кричащий:
– Свистать всех наверх на большую уборку!
Красивая, изысканная мама, неизменно спокойная, неизменно ласковая.
Дед, спорящий с отцом о политике, ехидно вопрошающий:
– Что, сынку, помогли тебе твои ляхи? Хотя и отец не был ему сыном, и ляхи были ни при чем.
Бабушка, которая, приходя в гости, сразу спешила на кухню, и в доме начинало празднично пахнуть пирогами и блинами.
Шебутной кудрявый Илюшка, с вечно разбросанными игрушками и рисунками, где коровы были похожи на лошадей, а лошади похожи на собак.
Дядя Женя приставал к Лере с вопросами, когда она назначит дату похорон, чтобы все было «по-человечески».
Лера начала его избегать.
Она все еще продолжала ходить в универ, рано утром выбираясь из дома и поздно вечером проскальзывая обратно. Чтобы избежать встреч с дядей Женей, она допоздна бродила по улицам, пока не начинали болеть ноги.
Но дяде Жене вскоре наскучило караулить ненормальную, спятившую от горя девчонку, и Лера осталась сама с собой.
В универе знали, но не решались спрашивать, глядя на деревянную, с утра надетую на лицо улыбку. Предложили академический отпуск, Лера отказалась. Ее оставили в покое.
До тех пор пока преподаватель математики, маленький, похожий на сердитого встрепанного воробья Сергей Александрович по прозвищу Сергуня, не сказал однажды, глядя поверх очков: