Ночь только-только вступала в свои права, пожелтевшие кроны, смоченные даже не дождём, а водной взвесью, окутывались свечением. Словно последние маяки дня, указывающие, что когда-то была власть света и тепла. Но тьме легко шагать сюда, и, возможно, это не солнце отступало, а мрак поднимался с освящённой земли, где всегда угрюмо. Ворота кладбища были уже давно закрыты, капли влаги множились на тяжёлом замке, и только хромированная цепь тщетно пыталась подыгрывать отступающему дню.
Вдалеке проехал автомобиль и скользнул фарами по одинокой фигуре, стоящей вплотную к запертым воротам. Строгий чёрный костюм-тройка, аккуратные седые волосы и четыре цветка, сдерживаемые лишь побелевшими пальцами.
Грузный охранник бежал вдоль могил. Аллея немного петляла, и чувствовалось, что его так и подмывает срезать путь, пробежать по прямой, но ступать на холмы, под которыми лежали люди, он не решался. Ключи в его руке бренчали, издавая столь неуместный радостный звон. А ночной гость стоял неподвижно, зная, что будет дальше, и это знание давило на него неминуемостью и грузом времени, которое он оттягивал.
Охранник, справившись с замком, распахнул калитку и, лебезя, пригибаясь, обеими руками показал ночному гостю путь. Тот же, не взглянув на него, лишь шагнул внутрь и двинулся вглубь. Этот путь был ему и так прекрасно известен, и в той же степени неприятен. Его шаг был твёрд и уверен, но чувствовалась неприязнь, вынужденность этого ночного паломничества.
