Конте сидел в бильярдной на кожаном диване и что-то листал в телефоне, обернувшись, он на мгновение застыл. Мне понравилась его реакция на мой новый наряд. Что-то такое неповторимое сверкнуло в глазах Габриэля, чего я раньше в них не видела.
- Я готова, - сказала я, делая шуточный реверанс.
- Да, это гораздо более подходящее платье, - кивнул Конте, поднимаясь с дивана.
- Подумала, что в этом платье я буду хорошо смотреться рядом с тобой.
Габриэль ничего не ответил. Он просто крепко взял меня за руку, как свою собственность, и мы отправились в церковь. Девушка на ресепшн проводила нас любопытствующим взглядом.
Местная церквушка находилась совсем недалеко от гостиницы. Я же в этот момент была готова идти пешком в соседний город, лишь бы Конте так и вел меня, крепко держа за руку. Я читала немое восхищение во взглядах немногочисленных прохожих, попадавшихся нам по пути. Мы с Габриэлем и в самом деле чудесно смотрелись вместе.
Когда мы подошли к церкви, я достала из сумочки заблаговременно припасенный ярко-красный шелковый платок и повязала его на голову. Конте удивленно посмотрел на меня.
- Это не для красоты, дурачок! В православном храме так положено. Женщина не может войти в храм с непокрытой головой, так же как мужчина не может войти с покрытой.
И снова что-то необычное мелькнуло во взгляде Габриэля - не то восхищение, не то уважение. Этот взгляд повторился, когда я, по привычке трижды перекрестившись перед входом в храм, склонила голову в поклоне.
Внутри церкви царили тишина и покой. Кроме нас абсолютно никого не было, что меня сильно порадовало. Я все еще очень неуютно чувствовала себя в католической церкви и очень боялась что-то сделать не так на глазах у незнакомых людей. Зрение постепенно привыкало к полумраку и я восхищенно выдохнула, рассмотрев великолепные фрески на стенах. Габриэль улыбнулся, оценив эффект, произведенный на меня этим древним храмом. Я, затаив дыхание, любовалась солнечными лучами, попадавшими в храм сквозь стекла витража. Это было невероятное по красоте зрелище.
Пока я, раскрыв рот, восхищалась непривычными русскому глазу красотами, Конте окунул руку в чашу, стоявшую возле двери, и протянул мне свою влажную ладонь. Я непонимающе посмотрела на него, не зная, что мне делать.
- Ты должна смочить свои пальцы о мои и перекреститься, - пояснил Конте, заметив мою нерешительность.
Я так и сделала. Опустив свою ладошку в его ладонь, я коснулась его пальцев и между нами словно пробежала очередная искра. Я не могу описать фонтан эмоций, взорвавшийся внутри меня, но это было нечто непередаваемое!
- У нас принято омыть руку в святой воде, прежде чем перекреститься, - объяснил Габриэль.
- А почему я не могла как и ты тоже опустить руку в чашу?
- Потому что, если католик входит в храм со своей женщиной, то он должен сам подать ей воду.
С уст чуть не сорвалось «Но я же не твоя женщина!», но, слава Богу, на этот раз у меня хватило ума, чтобы промолчать. Я перекрестилась на православный манер справа налево, а Габриэль слева направо – по-католически. Наши взгляды встретились, и Конте снисходительно улыбнулся, мол, ну что с тебя взять – крестись, как умеешь.
Мы прошли мимо стройных рядов деревянных скамей, заполнявших неф, в сторону алтаря и подошли к статуе Мадонны. Я с удивлением разглядывала горящие чайные парафиновые свечи, расставленные на лесенке из окрашенных досок. Это было настолько непривычно после наших эффектных подсвечников с ароматными восковыми свечами.
С края стоял ящик для пожертвований, куда Конте опустил купюру в пятьдесят евро. Затем он поставил на свечную лесенку несколько новых парафиновых таблеточек в алюминиевых чашечках, взял возле ящика с пожертвованиями тонкую восковую свечу и спички для розжига и зажег все приготовленные свечи. После этого Габриэль встал на колени перед статуей Мадонны и начал еле слышно произносить молитву на латыни. Я опустилась на колени рядом с ним и по привычке начала читать «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою, Благословенна Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших». Церковнославянский язык сливался с латынью и гулким эхом разлетался по пустынному храму.
Дочитав молитву, Габриэль поднялся с колен и подал мне руку, чтобы помочь встать. Мы так и шли с ним рука об руку к выходу из храма, а затем он аккуратно обнял меня за талию, направляю в другую дверь, не ту, в которую мы вошли.
- Считается, что храм ты покидаешь другим человеком после общения с Богом, а потому не стоит выходить в ту же дверь, – пояснил мне Конте.
Выйдя на улицу, я снова по привычке трижды перекрестилась и сняла платок. Конте поправил несколько прядей моих волос, запутавшихся в воротничке платья. Прикосновения его пальцев к моей шее невероятно возбуждали. Весь мирный дух и чистые помыслы, только-только появившиеся в храме во время молитвы, как ветром сдуло. Все мысли были лишь о нашем поцелуе на съемочной площадке.
Я не знала, как мне относиться к этому поцелую. Было ли в нем хоть что-то от Конте как от человека, а не как певца и актера? Одно я знала точно – никто и никогда в моей жизни не целовал меня с такой нежностью. Мне оставалось по возвращении домой лишь уйти в монастырь, потому что все равно я бы уже не смогла посмотреть ни на одного другого парня.
